они действуют сами по себе и никак не связаны с исчезновением Жака Бабека, о котором говорил Бахрушин.

Он старательно помыл руки. Бандиты хоть и пришли в себя, подниматься с пола не спешили. Мало ли что придет в голову этому медведю в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами!

Вернувшись в зал, Комбат шепнул одному из охранников, стоявших возле двери:

— В туалете у вас грязно. Какие-то мужики на полу валяются без документов. Как только их сюда пустили? — и он протянул охраннику скомканную двадцатку. — Приберите, что ли, там, наверное, и дети ходят.

Усевшись за стол, Рублев вытер руки салфеткой.

Подберезский, заметив небольшие пятна крови, вопросительно посмотрел на Бориса Ивановича.

— Нет, Андрюша, не беспокойся, все в порядке.

Тройка идиотов решила, что у меня можно запросто забрать деньги, — и Комбат засмеялся.

Охранник, бегло осмотрев туалет вернулся в зал, подошел к Рублеву и шепотом поинтересовался:

— Вы не против, если мы вызовем милицию?

— Лучше вышвырни этих сволочей из гостиницы и скажи швейцару, чтобы сюда их больше не пускал.

А в милицию они попадут и без меня.

Дальше ужин продолжался в спокойной обстановке. Никто из посетителей не рисковал подолгу смотреть на Комбата, и все с облегчением вздохнули, когда шумная компания, наводившая на всех ужас, покинула ресторан.

Оказавшись в номере, Борис Иванович тут же сбросил успевший опостылеть ему костюм, осмотрел пиджак, не повредил ли он его во время драки.

— Повезло тебе, Андрюша, костюмчик-то как новенький. А могли и ножом полоснуть, — он повесил его на плечики и водрузил в платяной шкаф.

И только тут Андрей увидел, что Комбат прихватил с собой из ресторана большую пачку цейлонского чая.

— Чайку бы, — мечтательно проговорил Борис Иванович.

Подберезский пожал плечами:

— Кипятильник где взять? Поздно уже, магазины закрыты, не сбегаешь. Может, посмотрю у дежурной по этажу?

— Не стоит, — Рублев порылся в сумке, вытащил из нее пачку безопасных лезвий и перочинный ножик.

Подберезский пошел в ванную, а Борис Иванович устроился за письменным столом и принялся мастерить только одному ему понятное приспособление. При этом приговаривал:

— Аппаратуры подслушивающей набрали, да хренотени разной, оружия, а кипятильник никто прихватить не догадался.

— В общем-то он злился на самого себя, ведь мог и сам взять дома маленький кипятильник, который так удобно сунуть в стакан, чтобы согреть чаю. Но даже таким людям, как Комбат, иногда приятнее думать, что виноваты не они, а другие. Он достал коробок со спичками и небольшой цилиндрик-футлярчик, в котором всегда носил намотанные на стержень разноцветные нитки, несколько иголок. Освободив два лезвия от оберток, он переложил их обломками спичек, разведя на несколько миллиметров, и крепко скрутил нитками. Узелки завязал аккуратные и срезал длинные хвостики ниток остро отточенным ножом.

— Так, так, так, — бормотал Борис Иванович, осматривая номер, — чем тут можно пожертвовать?

Наконец его взгляд остановился на бронзовом литом бра, укрепленном над двуспальной кроватью.

— То что надо.

Он снял светильник и, открыв в перочинном ножике отвертку с крестообразным наконечником, раскрутил его, аккуратно отсоединил электропровод с вилкой, зачистил концы и прикрепил их к бритвочкам.

Подберезский, естественно, не закрывал дверь в ванную, он мылся, задернув ванну шторками. Андрей только слышал, как Рублев вошел и налил воды в стакан.

Не прошло и трех минут, как вдруг свет в ванной стал меркнуть, мигать, а из номера послышалось ровное гудение. Даже не выключив воду, Подберезский бросился в комнату.

Довольный собой Комбат сидел за письменным столом. В стакане, наполненном водой, виднелись скрученные ниткой лезвия «Gillette», а от них бежали вверх пузырьки. Провод, выходивший из стакана, был подключен к розетке. Свет в номере мигал. Глянув в окно, Подберезский увидел, то же самое происходит на трех этажах здания.

— Мощная штука, — сказал Комбат. — Как тебе мой солдатский кипятильник?

— Тьфу ты! — сплюнул с досадой Андрей Подберезский. Он стоял на ковре мокрый, голый.

«Еще хорошо, что я пистолет не схватил, — подумал Подберезский, — пора привыкнуть, что от Комбата можно ожидать чего угодно».

Стакан воды вскипел за неполных двадцать секунд.

— Чайку хочешь?

Чтобы не обижать командира, Подберезский согласился.

А тем временем в коридоре уже слышались недовольные голоса постояльцев. Кто-то пытался выяснить у дежурной по этажу что происходит. Та обещала позвонить в техническую службу.

— Успеем, — смеясь, сказал Комбат, еще раз втыкая вилку в розетку.

И вновь замигал свет — так, будто бы к сети подключили электросварку.

— Вот теперь чай получился то что надо, не то, что в ресторане.

Комбат с Подберезским сидели по разные стороны столика и пили чай вприкуску с рафинадом, который Рублев прихватил из ресторана.

— Со мной, Андрюша, не пропадешь ни в окопе, ни в номере «люкс».

— Это точно, — и Андрей Подберезский понял, что сейчас ему наплевать, что о них думают другие постояльцы «Космоса».

Рублев аккуратно скрутил шнур, завернул самодельный кипятильник в газету и спрятал в ящике письменного стола.

Когда в дверь постучала дежурная и поинтересовалась не было ли у них перебоев с электричеством, Комбат пожал широкими плечами:

— Черт его знает! Я тут прикорнул на кровати. Может и было что.

Острый взгляд дежурной быстро пробежал по номеру, но ничего подозрительного ей обнаружить не удалось. Она не заметила, что у светильника бра отсутствует электрический шнур, — Извините.

— Не за что.

Дежурная пошла проверять другие номера, бедная женщина боялась — где-нибудь могла замкнуть проводка.

— А теперь спать. Завтра займемся антикварными магазинами и коллекционерами.

Проблем с тем, чтобы уснуть, не было. Комбат и Подберезский привыкли засыпать в любой ситуации, в любом месте. Жизнь до этого баловала их разнообразием и Борису Ивановичу было все равно что у него под головой — камень на дне горного ущелья или мягкая подушка дорогого гостиничного номера.

И при поисках секретной модели вертолета «Барракуда С-2000» в горах Афганистана, и блуждая в подземных складах просроченного вооружения под Смоленском, надевая пятнистый камуфляж или дорогие пиджаки, эти люди не менялись душой, оставаясь верными и делу, которому служили и друг другу.

И утром Комбат остался верен себе. Он не собирался менять образ жизни лишь потому, что ему уготовили чужую роль. Ровно в семь утра заверещал карманный будильник, поставленный Борисом