— Где твой отец?! — гаркнул Кэт во всю силу легких.

— А… это… в клинике, — ответил сынок почти трезво. — Раз увезли, два привезли, три у него… как это?., ага, дурной он стал, совсем дурной… Во! — Крисс ткнул Кэту под нос кулак — не кулак, четыре загнутых пальца — Там он, роднушок, в клинике, точно тебе все говорю. Ему там хорошо-о! Да-да-а! — прокомментировал Крисс-сынок со значительным видом. — И тебя туда сволокут, будь здоров и не кашляй.

Кэт ясно ощутил, что отсюда пора убираться. Не только из дома несчастного Бьорна, бывшего ангела-хранителя, но вообще из Алутаги. Самое время уехать подобру-поздорову.

Он вышел из тенистой аллеи на раскаленное шоссе — и похолодел. Машины с Виктором на месте не было. Кэт кинулся на середину дороги, поглядел в одну сторону в другую — никого. Да что это? Паскудный мальчишка, неужто и на меня взъярился, как на своего Бьорна? Крис-су-то в клинике хорошо-о…

Ветки ближнего куста зашевелились, и из-под них медленно и торжественно выплыл автомобиль. Довольный произведенным эффектом, Виктор лучезарно улыбался. Однако радости его поубавилось, когда Кэт подошел мрачнее тучи.

— Ты чего, а? Да что такое?

— Сядь на свое место, — слишком тихо произнес Кэт. Виктор пересел на соседнее кресло.

— Ну, я не думал, что ты так занервничаешь, — оправдывался он.

Кэт молча вывел машину на шоссе. Виктор поерзал.

— А я узнал, где Белый Склон, пятнадцать. То, что ты искал.

Кэт молчал.

— Я даже знаю, что это такое. Можно, я туда не пойду, а опять подожду в машине?

— И что же там?

— Какая-то частная клиника.

— Клиника?

— А ты не знал?

— Нет, — передернулся Кэт с. отвращением. — Знал бы — искать бы не стал, ни за что. Поедем-ка мы лучше обедать, а там на паром — и домой. С меня довольно.

В кромешной тьме рубки управления Виктор Делано нащупал и взял в руку дезинтегратор. Весомая, уютная тяжесть оружия придавала уверенность. Вокруг стояла совершенная, космическая тишина, не ощущалось ни малейшего движения, ни еле заметной вибрации, словно пират, проглотив «Аннабел Ли», тут же уснул. Спишь, значит? Ну-ну, погоди, я тебя разбужу, вспорю твое брюхо ненасытное. Виктор провел левой ладонью по клавишам пульта, прицелился, насколько он ориентировался, в экран внешнего обзора и.нажал спуск. Если всадить в одну точку несколько выстрелов подряд, можно пробить корпус собственного корабля и повыжечь потроха разбойнику. Пес его знает, куда попадешь, но все равно убийце мало не покажется. Он нажал спуск второй раз, третий, четвертый — и с ужасом ощутил, как легко провалилась под пальцем кнопка. Что это?! Не работает. Грозный боевой дезинтегратор теперь годился лишь на то, чтобы ударом тяжелой рукояти проломить кому-нибудь череп. Что же делать? Свободной рукой он ощупал горло, затем грудь — скафандр казался совсем тонким и мягким, словно не был включен. Виктор нажал кнопку на поясе, но шлем не опустился. Так. Похоже, разбойник врубил мощные электромагнитные или еще незнамо какие излучатели, все приборы и дез они мне уже попортили, костюм пока держится, но пес его знает; насколько хватит запаса питания. Неловкими пальцами он расстегнул ремни, поднялся из кресла, машинально хотел было опереться на пульт, но пульта… не .было, и он чуть не упал.

— С-собака, — зло прошипел он, а в непроглядной мгле вдруг поплыли сцепленные между собой красные круглые звенья, в голове зашумело, кожу принялись покалывать юркие иголочки, и он чуть не застонал от бессильной ярости. Разбойник, сволочь, что же ты делаешь?! Нагнувшись, Виктор сделал шаг вперед, нащупал нижний край стенки, где раньше был пульт управления. Пробрался в дыру. Зачем? — еще успел он подумать. Куда тебя понесло? Несколько метров ничего не изменят… И рухнул вниз.

Кажется, живой, соображал он, лежа на холодных металлических плитах и даже не пытаясь шевельнуться — так было больно. Пока живой. Бедный скафандр: он и без того еле тянет, с излучением не справляется, а ты хочешь, чтоб он еще и удар смягчил. Ну, зачем полез из корабля? Вечно сам себе неприятностей ищешь, хочешь доказать, что не боишься. Умер бы в рубке, было б легче. Пират в конце концов выплюнет «Аннабел Ли», там бы тебя и нашли целенького, хоть бы похоронили путем, с цветами и надгробным словом. У Виктора дрогнули губы, что означало усмешку.

Плясавшие по всему телу иголочки как-то вдруг угомонились, и голова хоть гудела, но от удара, а не от боевого излучения. Отлично; может, и дез сработает? Знать бы только, куда стрелять. Ни черта ж не видно. Повеселев, он осторожно повел головой, высматривая хоть малейший лучик света, ничего, разумеется, не увидел и уж хотел было передохнуть, как вдруг справа открылся неровный, странных очертаний проем, в котором ровным светом горели яркие звезды. Виктор завороженно смотрел, как проем шевелится, суживаясь и одновременно растягиваясь в длину, затем звезды высыпали по всему периметру огромного четырехугольника, потом мелькнул освещенный — уже солнцем — корпус осиротевшей, выброшенной за борт «Аннабел Ли», и тут же все исчезло, и вновь наступила кромешная тьма.

Виктор начинал что-то понимать. Он в причальном отсеке «Десперадо», куда затянуло крошку «Аннабел», а эти манипуляции — открывался и закрывался люк-слип могучего пирата.

Ему стало горько. Что же теперь со мной? Можно, конечно, сделать наудачу выстрел-другой, но если пират опять врубит свои излучатели, мне конец. А что еще делать? Лежать тут в темноте, пока не умру? Зачем? А, пропади оно все пропадом! К чертовой матери, не хочу! НЕ ХОЧУ! Мгновенно вспыхнувшая неистовая, неукротимая ярость подняла его на ноги — та самая ярость, что сметала поставленные докторами барьеры и позволяла бунтовать и наперекор всему кидаться на врага, кем бы он ни был. Сейчас врагом был огромный и безжалостный корабль-убийца, и его надо было уничтожить. Любой ценой.

На худой конец хотя бы навредить, сколько можно.

Вытянув руку, Виктор дважды разрядил дезинтегратор в пол, и у него занялось дыхание: из пробитого наклонного туннеля в глаза ударил свет. Не успев даже толком сообразить, что делает, он кинулся туда и нырнул, как в воду, вытянув руки над головой. Боевые пиратские излучатели почему-то не включились, скафандр работал как положено, и лишь поэтому Виктор не свернул себе шею, выкатившись этажом ниже и рухнув с высоты двух с лишним метров.

Однако живот пронзило страшной болью, полумертвый Виктор лежал на полу и не стонал только из самолюбия. Уж наверное за ним наблюдают — если, конечно, есть, кому. Все-таки тридцать шансов из ста за то, что на борту живого экипажа нет.

Он приоткрыл глаза; свет резанул ножом. Он полежал и снова попробовал взглянуть на мир. На сей раз это удалось, хотя он ничего и не увидел, кроме стены ржавого цвета у самого своего лица. Он пошевелился, вскрикнул от боли, но все-таки сумел повернуть голову. Итак, что у нас тут хорошего? Длинный-предлинный коридор, рыжий и залитый ярким светом. И много-много закрытых дверей. Пожалуй, если здесь есть экипаж, они похожи на людей. Хоть бы их не было. Господи, взмолился Виктор, сделай так, чтобы никого не было — они ж меня убьют. Пожалуйста, не дай им меня убить, дай добраться до рубки управления, а уж там-то я разнесу все и вся. Господи, ну ты же со мной заодно!

Он сокрушенно вздохнул. Эх, ты: пока все хорошо, поминаешь больше черта, а чуть не заладилось — сразу взываешь к Богу.

Он попробовал двинуть рукой, в которой все еще сжимал дезинтегратор — не затем, чтобы поднять оружие, а хотя бы подтянуть к себе. Рука шевельнулась, но тело от этого усилия пронзила такая дикая боль, что перехватило дыхание, и он даже не смог бы закричать.

О Боже мой!.. Ладно, не будем пока дергаться. Все-таки я живой, а это уже что-то. Виктор закрыл глаза и долго тихо лежал. А потом, несмотря на боль, заснул — и проснулся тоже от боли. Кто-то его тормошил и пытался перевернуть на спину.

— У-уйди! — взвыл он и открыл глаза.