впоследствии основал знаменитую компанию по добыче и обработке алмазов «Де Бирс». – Прим. ред.) Ниже простираются почти четверть миллиона акров земли, присоединенной к поместью по декларации 1953 года.
Эта территория подконтрольна не родсовским доверительным собственникам, а Управлению национальных парков, которое проложило там дороги, оградило дамбами горные реки и вообще старается сделать это место привлекательным для белых туристов. Когда в 1946 году проект по благоустройству территории был представлен на рассмотрение, там жило около семнадцати с половиной тысяч семей туземцев, имевших почти четырнадцать тысяч голов скота. Чиновники решили, что место есть только для четырехсот семей и четырех тысяч голов скота. Туземцы не имели никакого желания перебираться куда-то еще. Многие из них еще хорошо помнили похороны Родса и последующую речь его брата, полковника: «В доказательство своей уверенности в том, что белые люди и матабеле навечно останутся братьями и друзьями, я оставляю могилу моего брата на ваше попечение. Поручаю вам заповедать свой священный долг поколениям ваших сыновей, которые придут после вас, и знаю, если вы выполните его с честью, мой брат будет доволен».
Будет ли Великий Белый Вождь доволен, спросили они, когда увидит через пятьдесят лет, что они позволили приезжим из городов устраивать пикники на его могиле? В конце концов, решение подкорректировали, разрешив остаться семистам семьям, которые могут иметь по десять голов скота на человека.
Так здесь появился небольшой отдельный остров – «туземный заповедник» – и большая свободная территория, примыкающая к нему с юга, подобным же образом изолированная. На этих территориях природа Парка сохраняется в первозданном виде, и для посетителей они закрыты. Это ли имели в виду Великий Белый Вождь и полковник Родс? Неужели именно это, позволю себе усомниться, обещала огромная толпа туземцев, собравшихся на похоронах 10 апреля 1902 года, когда кричала (цитирую по путеводителю): «Н`Кози»?
Сегодня можно подъехать к подножию горы, названной «Панорамой мира», и после нетрудного подъема оказаться на вершине. Картина и впрямь величественная и стоящая всех слов, которые написаны и сказаны о ней. Родс, давая месту такое название, подразумевал не то, что это прекраснейший «вид» в мире, но скорее то, что, когда стоишь на этой непримечательной вершине в этом прозрачном свете, глядя на ничем не прерываемую линию горизонта, испытываешь, цитирую путеводитель: «странное ощущение, что тебе открываются самые пределы земли». Любопытно, но полет на самолете ничего не добавляет к этому наслаждению высотой. Человеческий глаз по-прежнему получает самое сильное впечатление от увиденного, когда его ноги упираются в землю или в крышу здания. Самолет уменьшает все, что открывает тебе внизу.
Наиболее заметное дело человеческих рук – это памятник тридцати четырем солдатам, павшим в бою на реке Шангани в 1893 году, передовому отряду войск, преследовавших Лобенгулу. Благодаря ясно выраженному желанию Родса и несмотря на сопротивление многих людей в Форт-Виктории и ее округе, их прах был перенесен сюда из Зимбабве, где они были похоронены первоначально. Они были, как гласит простая надпись на постаменте, «Отважные Люди»; то есть сражались до последнего, поскольку невозможно было ни отступить, ни сдаться в плен. Монумент представляет собой массивную гранитную колонну высотой более тридцати футов, несущую горельеф работы Джона Твида, Р. А. (королевский архитектор. – Прим. ред.), на котором изображены в полный рост их фигуры в бронзе. Памятник представляет собой разительный контраст с тремя другими могилами на вершине, простыми гранитными плитами с медными табличками, под которыми лежат Родс, Джеймсон и чуть в стороне, под плитой, отличающейся от соседних призывом о милосердии: «R. I. P.» («С миром упокой», лат. – Прим. ред.), сэр Чарлз Коглан, первый премьер-министр Южной Родезии.
На похоронах Родса епископ Машоналенда прочитал стихотворение, сочиненное по этому случаю Киплингом: «…Объятый сном, он видит то, // Что знать нам не дано…// И, прерывая его сон, // Взовет Империй глас, // Могучий Дух, тотчас воспряв, // Их поведет вперед».
Это было написано всего пятьдесят семь лет назад, но все эти предсказания уже показали свою ложность.
Еще при жизни он увидел, что буры и англичане в Южной Африке окончательно ожесточились, чему в большой степени способствовали его собственные неблагоразумие и бессовестность. Сегодня его грандиозный проект трассы Кейптаун – Каир, которая пролегала бы целиком по английским владениям, потерял всякий смысл; личная, вызывавшая уважение власть Великого Белого Вождя выродилась в «апартеид». Возникает искушение банально сопоставить достижения политика и художника; один говорит о еще не родившихся поколениях, другой поглощен практическим решением ближайшей задачи; одного скрывает завеса разочарований и споров, другой оставляет после себя что-то, имеющее непреходящую ценность, чего не было до него и не появилось бы без него. Но Родс не был политиком или, скорее, был, но мелким. Он был визионером, и почти все, что ему виделось, было галлюцинацией.
Он не был человеком действия, в отличие от катастрофически деятельного Джеймсона. Не был он и солдатом или исследователем. В том, что он почти один отправился в горы Матопо, чтобы заключить мир с непокорными матабеле, во многом повинен случай. Это был мужественный поступок, и он великолепно себя показал, но, по правде сказать, то же самое сделал отец Престедж, четырьмя месяцами ранее встретившись с другой группой вождей матабеле. Матабеле находились тогда в безвыходном положении и не имели лидера. Обещанная неуязвимость от винтовочных пуль оказалась иллюзорной. Продолжая оставаться враждебным племенем, они могли бы стать серьезной помехой, скрываясь со своими копьями в неприступных горах, но были обречены на поражение. Для прославленных индаба важным оказалось впечатление, которое произвела на них личность Родса. Матабеле знали о нем только понаслышке. Нет сомнений, что после тех встреч они смотрели на него чуть ли не с тем же благоговейным страхом, что и на своих царей. Африканским политикам, из которых теперь делают кумиров, было бы полезно помнить, сколь непостоянны эти чувства у их соплеменников.
Родс был финансистом. Очень молодым он нажил огромное состояние в те времена, когда и другие сколачивали не меньший капитал. Но таких, кто заработал миллионы на рудниках Кимберли, было немного, и они были не удачливыми старателями, а рачительными бизнесменами. Главный талант Родса проявился на рынке, в комбинациях купли-продажи, в монополиях и займах, в обмане акционеров, в поддержании высокой стоимости Земельной компании, когда она не приносила никаких дивидендов, в использовании при продаже и покупке конфиденциальной информации, в создании, распространении и поддержании такой легенды о себе, которая успокаивала фондовую биржу. И деньги не были для него ни конечной целью, ни тем, что позволяет наслаждаться жизнью, или даже средством к достижению личной власти; они были сутью его мечты.
Есть связь между безбрачием и «видением», обоим состояниям, как в низшем его проявлении – Гитлер, так и в высшем, присуща созерцательность. Родс жил где-то посередине между этими двумя мирами. Только бездетные планируют завести потомство. Родительские пары слишком сосредоточены на сиюминутном.
Есть и привлекательная сторона в характере Родса, стоит вспомнить его экспериментальные фермы, вкус, который он проявлял при выборе домов для житья, его уважение к верованиям туземцев. Система стипендий, которую он учредил в Оксфорде, выделив на это соответствующий фонд, стала образцом для подражания в других странах, которые столь убеждены в непогрешимости собственного «образа жизни», что верят: узнав их получше, их нельзя не полюбить. Примечательно, что его стипендии предназначались для американцев, выходцев из колоний и немцев. Романоязычные страны исключались. Поскольку он был одержим детской, по сути, мечтой. Его первое завещание, составленное, когда ему еще особо нечего было завещать, предусматривало создание тайного общества, призванного утверждать превосходство англосаксонской расы. Он, как недоразвитый школьник, испытывал презрение к «даго» (кличка итальянца, испанца, португальца. – Прим. ред.), ко всей средиземноморско-романской культуре. Он совершенно сознательно намеревался спровоцировать войну с португальцами, и только лорд Солсбери остановил его. В своих фантастических мечтах он видел единое мировое государство англичан, немцев и североамериканцев. Но самые важные его компаньоны и в Южной Америке, и в Европе были почти исключительно евреи. Об этом, что так часто не замечается, собственно, и говорится в «Стихах Господу» Беллока. Не существовало объяснимой причины, почему евреям нельзя было наживать состояние на
