безлюдья».

(Н.К. Рерих. «Сердце Азии».)

Удивительное чувство испытываешь, «найдя» на перевале на высоте 5 000 метров от уровня моря молитвенные флажки, привязанные к сложенным пирамидкой веткам, – и здесь, на Крыше мира, оказывается, живут люди! Более того, они оставались здесь много часов, беседуя с небесами и глядя на уходящие в бесконечность вершины, которые больше напоминают поверхность рельефной карты из кабинета географии. Не стану врать, будто обрела какую-либо степень просветления, но прогулки по этим местам, видимо, действительно совершают в людях странные превращения. Помню, еще перед поездкой мне рассказали про одного человека, который, проведя какое-то время в Тибете и Гималаях, добирался обратно на поезде. Так вот, он не знал, куда себя деть во время десятидневного путешествия, и поэтому все время запирался в вагонной уборной, где бегал на месте. Часами. Теперь мы, «ветераны» экспедиции «Алтай – Гималаи», во всяком случае, понимаем его состояние.

«Мы подходим к Брахмапутре, той самой, которая берет исток из священного озера Манасаравара – озера великих Нагов. Здесь родилась мудрая Ригведа, здесь близок священный Кайлас, куда ходят пилигримы, предчувствуя, на каком великом пути лежат эти места. Уже попадаются вереницы пилигримов; они с копьями, мрачные и всклокоченные».

(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи».)

Долгие переезды, усталость и в довершение ко всему некоторая потеря ориентации вынуждают нас заночевать там, где при свете дня мы в последний раз видели дорогу. Наутро оказалось, что мы находимся прямо у Кайласа, священной для всех буддистов мира горы. Говорят, если совершить 108 раз подряд Малую Кору – то есть обойти вокруг подножия, – можно обрести доступ к Большой Коре, которая откроет вход в рериховскую Шамбалу, страну, где нет страдания. Здесь же в небольшом, выдолбленном в скале монастыре Дзянджа, возраст которого насчитывает 800 лет, живут те, кто желает совершить этот религиозный подвиг. Неизвестно, удался ли он кому-нибудь, но монастырь полон субурганов (молитвенных сооружений на пьедестале и со шпилями), исписанных мантрами о даровании сил и успеха.

Местные ламы, как водится у последователей Гаутамы, добродушны и снисходительны ко всем, включая иноверцев, – даже их они охотно ведут в алтарь (простой каменный «мешок», вмещающий не более трех человек) и показывают одну из главных тибетских реликвий – отпечаток ступни Будды. Впрочем, некоторые двери здесь всегда закрыты на замок, и что за ними – никто, кроме хозяев, не знает. Возвращаясь к лагерю снова на закате, наша усталая компания решила заехать в Баргу перекусить, но кто- то вдруг обернулся назад и увидел свинцовую тучу. Не успели мы даже удивиться, как на 15 минут нас накрыло метелью, а затем вновь вышло солнце – но все вокруг стало так бело, будто буря перенесла нас в Арктику. Так мы, впервые после Укока, увидели снег и, взгрустнув, пошли к машинам за зимней одеждой. А ведь утро встречали в футболках. Казалось, что наступила зима.

Экспедиция приготовилась к долгой задержке (Кайласский перевал занесло), но уже следующим утром я проснулась от чьего-то крика: «Открылся!» Выходим из палаток – безоблачное небо, начинает припекать солнце. Извилистая ледяная змейка, накануне в последних лучах заката отблескивавшая у моих ног, энергично зажурчала и сорвалась со склона. Снова – переодеваться. Так за одни сутки горы показали нам все четыре времени года.

«Тингри-дзонг хотя и называется сильной крепостью, но представляет жалкое игрушечное укрепление, имевшее значение разве до изобретения пороха. Около Тингри-дзонга показался Эверест во всей его сверкающей красоте».

(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи».)

Эверест открылся еще на перевале Джа-Цуо-Ла. Спустившись, мы попали в оазис среди каменных пустынь, селение Тингри. Пожалуй, как раз отсюда начинаются тот Тибет и те Гималаи, какими мы их себе представляем, живя на Западе. «Музейные» средневековые деревеньки, аккуратные и «деликатные» каменные кладки, обозначающие границы пахотных участков, ярко разрисованные ставни, люди в национальных одеждах. Между прочим, утверждают, что тингрийское «племя» весьма воинственно настроено, и действительно, многие встречные при попытке направить на них фотообъектив начинали что-то кричать и энергичными жестами указывать на обязательность денежного вознаграждения. Платить заставляли даже за съемку яков, но, видя, что мы относимся к их требованиям безропотно, добрели. И даже давали добрые советы, главный из которых – остерегаться членов секты желтошапочников, которые известны своими воровскими наклонностями. Они обитают в монастыре Ронгбук, в двух шагах от базового туристического лагеря Джомолунгмы, который называется так же и администрации которого воровать резона нет, поскольку она и так неплохо зарабатывает, взимая отсюда (5 200 м) и выше вполне легальную плату – с каждого проходящего за каждые 5 километров.

Однако мы, автомобилисты, на Эверест карабкаться не стали, а, накупив у местной ребятни экзотических сувениров, отправились дальше на восток – туда, куда в 1920-х годах Николаю Константиновичу дорога была заказана, хотя теперь, будь он жив, он смог бы там остаться даже на постоянное жительство.

«В Ташилунпо (монастырь таши-ламы) три года назад поставили гигантское изображение Майтрейи – носителя нового века Мировой Общины. Эту идею принес наступающий век тибетского летоисчисления».

(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи».)

Место, закрытое в начале ХХ века и свободное для посещений теперь, – это Лхаса, но на пути туда стоит еще один важный город, занимающий в Тибете второе место, как по величине, так и по важности. В Шигадзе живет таши-лама (он же – панчен-лама), то есть тот, кого главой буддистов признает Китай. Однако в данное время древняя монастырская резиденция Ташилунпо пустует – нового ламу ведь нельзя определить при жизни старого – они сменяют друг друга «методом» реинкарнации. Десятый глава официальной «церкви» КНР скончался 15 лет назад (кстати, сразу после того, как позволил себе антикитайские высказывания), и теперь его 15-летний официальный наследник получает светское образование в Пекине. Закончив курс, он отправится в Шигадзе, чтобы провести здесь весь остаток жизни. А более известный у нас далай-лама, очевидно, останется в своем индийском изгнании до тех пор, пока существует Китайская Народная Республика.

«Сейчас волна внимания к Тибету. За стеною гор идут события. Но тибетская тайна велика. Сведения противоречивы. Куда исчез таши-лама? Какие военные действия ведутся на границе Китая? Что делается на монгольской границе?»

(Н.К. Рерих. «Алтай – Гималаи».)

Сама столица Тибета, как мы и ожидали, замурована в бетон дорог и стекло технодизайна, забита сувенирами, бутиками, бытовой техникой и прочей ерундой. Но если, зажмурившись, пробраться сквозь все это и выбрать удобную точку, например крышу отеля «Мандала», то можно остановиться, замереть и часами смотреть, как вокруг храма Джокханг совершается Баркор Кора. Слово «кора», как уже стало ясно из рассказа о Кайласе, означает «круг» – и монахи, а также все, кто пожелает к ним присоединиться, от восхода до заката движутся по часовой стрелке вокруг Джоканга, дудя при этом в трубы и звоня в колокольчики. Движения их слитны и ритмичны, хотя в них чувствуется непринужденность и никто намеренно не старается идти в ногу. А какофония звуков выливается не то чтобы в мелодию – в единый, общий, лишенный всяких вариаций звук, хотя производят его по отдельности десятки людей.

Расфокусировав взгляд и распространив его на большую часть Лхасы– благо, обзор с крыши позволяет, – ты начинаешь отделять гам лоточников от благочестивых мантр, исходящих из уст паломников, распростертых ниц перед святынями. Глаз отказывается отличать 13-этажный дворец Потала (бывшее место пребывания далай-ламы) от 13-этажных же зеркальных бизнес-центров. Перестает существовать разница между запахами ячьего масла и курительных свечей. И становится легко не верить Н.К. Рериху в том, что «есть что-то сужденное в умирании старого Тибета. Колесо закона повернулось. Тайна ушла. Тибету некого охранять, и никто не хранит Тибет. Исключительность положения как хранителя буддизма более не принадлежит Тибету, ибо буддизм, по завету Благословенного, делается мировым достоянием. Глубокому учению не нужны суеверия. Исканию истины противны предрассудки». Ведь он, Рерих, как уже было сказано, в Лхасе не бывал. А только зарисовал свое представление о ней в последний год жизни – 1947-й.