развивает он мою мысль. Очереди слышны все ближе, но, к счастью, вскоре прекращаются.
На утренней заре — побудка и завтрак. Членам экипажа не нужно делать и лишнего шага: они ночевали в лодке. Рашид подводит к нам местного жителя, — это работник государственной конторы, той, что стоит близ нашей поляны. Ему надо дать бакшиш — по 50 рупий с носа: считается, что он всю ночь присматривал за нашей палаткой, охраняя ее от лесных братьев-мусульман. Отсчитываем ему сотню — налог за безопасность, и снова в путь. Прежней дорогой возвращаемся на Джелум; на этот раз канал пролетаем с ходу. Однако теперь нам предстоит подниматься вверх по реке, так что радоваться рановато. Выручает то, что берег ровный и можно идти бечевой.
Амир сходит на сушу и перепоясывает себя упряжью. Другой конец троса цепляем за бамбуковую стойку шихары и начинаем медленно двигаться вверх по течению, прижимаясь к берегу. Наш бурлак идет прогулочным шагом, без особых усилий. Но иногда на его пути встречаются ивы, низко склонившиеся над водой. Со стороны реки их не обойти, и тогда нашему закоперщику приходится туго. То и дело мешают коровы, пасущиеся почему-то у самого края речного отвесного склона. Неразумным животным трудно постигнуть технику движения лодки, и они упорно не желают освободить дорогу. А потом буренки не могут взять в толк — почему наш ведущий, ругаясь, перекидывает бечеву через их спины.
Полдня уходит на борьбу с водной стихией. В обед добираемся до протоки, которую еще вчера проскочили на полном ходу. Рашид сопровождает нас с Томом в участок и вполголоса предупреждает: «Если спросят про «камеру», отвечайте: нет! Тут они все помешаны на фотоаппаратах и могут засветить пленку». Полицейскийсикх вписывает наши имена в толстую книгу, прошнурованную, пронумерованную и скрепленную сургучной печатью.
Ждем коварного вопроса, однако особист в тюрбане путает все карты и осведомляется: не желаете ли чашку чая? Мы с облегчением отказываемся, а он, довольный собой, отпускает нас с миром.
Наша очередная цель — озеро Анчар, и мы начинаем двигаться по протоке, по-прежнему против течения. Однако скорость движения резко снижается. Вдоль крутых берегов — плотная застройка: сельские хижины, сарайчики с мычащими жильцами, так что здесь не побурлачишь. Выхода нет, приходится плестись на веслах. Усилий обоих гребцов недостаточно, и гид-Рашид тоже вооружается веслом. Да и мы с Томом не желаем изображать из себя «груз-200».
На борту есть еще одно весло с лопаточкой в виде сердца. И вот, сменяя друг друга, мы усердно гребем. Лишь на мгновенье из воды поднимаются блестящие на солнце лопатки. А наш кок-старичок на корме невозмутимо пускает пузыри из кальяна: Мансур отвечает за питание; за проводку шихары он не ответствен.
А в протоке идет своя жизнь, скрытая от случайного взора. На одной лодке идет заготовка топлива: глава семейства то и дело погружается в воду и достает со дна топляк и коряги. Его жена укладывает добычу в долбленку. За лето речные дары просохнут под жарким солнцем, и в декабрьскую стужу будет чем затопить печку-буржуйку. С другой лодки ловят рыбу.
Круглая сеть словно выстреливает из рук добытчика и на мгновение замирает над стремниной в виде огромного пузыря. Место здесь рыбное, и вся ближайшая заводь, усеянная долбленками, то и дело пузырится.
Деревня позади, пошла околица. Амир снова впрягается в упряжь и шествует вдоль берега. «Хорс- мэн»! (человек-лошадь) — шутит Рашид. Что же, это и в России не в диковинку. Ведь пахали же во время войны «на бабах», и колхозницы числились в сельской ведомости как «ВРИДЛО» — «временно исполняющие должность лошади»...
А наша шихара идет все веселее. Мы подбираемся ближе к тенистому берегу, и в упряжку влезает второй гребец — Мустафа. Теперь наша тяга увеличивается еще на четверть лошадиной силы. Нам навстречу движется шихара, на борту которой — туристка-японка, возлежащая на подушках под тентом. Чуть погодя машем рукой европейской парочке, угнездившейся на другой лодке. Они тоже движутся по «кашмирской кругосветке», но в обратном направлении. За все три дня пути только и были что эти встречи. И это летом, в разгар сезона! Мы с Томом довольны: значит, наша экспедиция штучная, а не какая-нибудь там заезженная массовка.
Близится вечер, и члены экипажа начинают высматривать место для ночлега. Вот подходящий затон, да и место, судя по всему, рыбное. Однако мнения разделились: одни за то, чтобы бросить якорь в затоне, другие считают, что еще рано — только начало седьмого. Пока идет спор, мы с Томом прогуливаемся по берегу.
Но вот с шихары нам машут рукой — решено двигаться дальше. Опытным байдарочникам хорошо известен «закон полседьмого». Если в это вечернее время пропустишь хорошую стоянку, то потом долго ничего подходящего не встретится и на ночлег будешь располагаться в темноте. В Кашмире этот закон тоже действует, в чем мы вскоре и убеждаемся.
...Скользя и срываясь с крутого глинистого берега, Рашид карабкается вверх, чтобы на крошечной полянке-пятачке установить палатку. Гребцы — Амир с Мустафой, злобно шипя друг на друга, пытаются закрепить шихару на быстрой воде, чтобы ее не сорвало течением. Мансур, переругиваясь со спорщиками, при свете керосиновой лампы силится изобразить на сковороде то, что он потом назовет ужином. Но вот, наконец, все угомонились, и мы трапезничаем. А из темноты одна за другой возникают таинственные очертания пирог — это местные рыбаки вслепую возвращаются в деревню с уловом. Они чувствуют каждый изгиб реки.
Фантастическую картину озвучивает гортанный призыв к вечернему намазу, доносящийся из близлежащей деревни. Кувшинки, распустившиеся на зеркальной глади, купаются в лунном свете.
Мы с Томом забираемся в спальные мешки, а рядом с палаткой Мансур кладет земные поклоны под возгласы «Аллаху акбар! Аллах велик!» В кромешной тьме он как-то ухитрился определить «кыблу» — направление молитвы в сторону далекой Мекки...
Последние километры путешествия оказались самыми трудными. Утром наша шихара завершает свой путь по протоке и пытается войти в озеро Анчар. Но на пути — препятствие — сильный водослив. Местные жители не стали строить здесь шлюз, а ограничились тем, что перегородили протоку деревянными спаями, оставив посредине узкий проход для лодок. Здесь встречное течение особенно сильное, и нашему экипажу с ним не справиться.
На шихаре объявляется аврал: все, кто могут, хватаются за весла и шесты, а кому не досталось, работают руками, проталкивая лодку через запруду, цепляясь за сваи. И лишь кок Мансур путается у всех под ногами со своим кальяном. Но вот он попал под горячую руку Мустафе: кальян летит на дно лодки, горящие угли рассыпаются по шихаре, а любитель кайфа бросается тушить тлеющие одеяла и подушки. Команда обжигает босые пятки углями и набрасывается на Мансура с криками, не поддающимися переводу. (В облегченном варианте: «Дядя Мансур! Ты не прав!»)
Наконец мы буквально пропихиваем лодку через запруду и оказываемся на тихой озерной глади. Эго край озерных людей. В разгаре «сенокос»: лодочники, свесившись с борта долбленок, серпами выкашивают буйную растительность. Не подлежат заготовке лишь розовые лотосы. То ли их не любят коровы, то ли они считаются здесь священными. Подходы к озеру заболочены, и сюда можно добраться только на лодке.
Медленно пересекаем Анчар, оставляя за бортом плавучие огороды. Ни один опытный глаз не мог бы издали отличить их от обычных островков земли, но если схватиться за край такой «суши», то остров будет раскачиваться. Рашид рассказывает про историю образования таких островов. Многие сотни лет назад безземельные крестьяне Сринагара сплетали вместе большие пучки водяного камыша, растущего в изобилии на озере, затем срезали его корни, чтобы камыш не рос.
На приготовленную основу клали водоросли и, наконец, на такое зыбкое сооружение помещали земляной горшочек с выращенной рассадой. Из года в год повторялась эта операция. Постепенно слой земли наращивался; образовывались густые заросли, укрепляющие основу острова. Огородники на таких
