— Нюрк, — толкнул Чонкин подругу.
— Ась?
— Ты почто их-то бросила?
— Не бойсь, — сказала Нюра, нажимая сразу на два спусковых крючка. — Я их в подпол загнала и гвоздями забила. Ой, погляди!
Иван приподнял голову. Теперь белые продвигались вперед короткими перебежками.
— Этак, Нюрка, мы с ими не справимся, — сказал Чонкин.
— А ты из пулемета умеешь? — спросила Нюра.
— А где ж его взять?
— А в кабинке.
— Ой, как же это я забыл! — Чонкин вскочил и ударился головой о крыло. Прячась за фюзеляжем, оборвал тесемки брезента, залез на крыло, и не успели белые отреагировать, он был уже в задней кабине. Здесь действительно находились турельная установка и пулемет с полным боекомплектом. Чонкин схватился за ручки.Чулемет был неподвижен. Турель от долгого бездействия и дождей заржавела.
Начал он плечом расшатывать пулемет, но он не поддавался.
Тут что-то тяжелое без выстрела упало на верхнее крыло. Потом еще и еще. И застучало вокруг и по крыльям, зазвенело разбитое стекло, и остро запахло чем-тозпохожим на керосин. Чонкин высунул голову и увидел, что из-за ограды летит на него туча бутылок, наполненных желтой жидкостью. Большая часть бутылок плюхалась в грязь, но некоторые попадали по самолету, катились по крыльям и разбивались об мотор. (Впоследствии оказалось — бойцов ударного взвода забыли предупредить, что бутылки с горючей жидкостью надо сперва поджигать, и они швыряли их просто так.)
Сбоку на крыле появилась Нюра.
— Нюрка, не высувайся, — крикнул Иван, — пришибут!
— А на кой они бросают бутылки? — прокричала ему в ухо Нюра, паля одной рукой вНвоздух из пистолета.
— Не боись, Нюрка, опосля сдадим! — нашел в себе силы для шутки Чонкин. И приказал:
— Вот что, Нюрка, хватай самолет за хвост и крути в разные стороны! Поняла?
— Поняла! — прокрчала Нюра, сползая с плоскости на животе.
40
В это время генерал Дрынов сидел в блиндаже под тремя накатами и следил за происходящим сквозь перископ. Не то чтобы он был так труслив (храбрость свою он неоднократно уже показывал), просто он считал, что генералу по чину положено сидеть в блиндаже и передвигаться исключительно на бронетранспортере. В перископнон видел, как его войска сперва ползком, а потом короткими перебежками двигались по направлению к крайней избе. Оттуда тоже вели огонь, но не очень плотный. Генерал приказал телефонисту соединить его с командиром атакующего батальона и передал приказ начинать атаку.
— Есть, товарищ первый! — ответил в трубку командир батальона.
Вскоре в цепи атакующих заметно стало усиленное шевеление. Бойцы ударного взвода в белых халатах подползли вплотную к забору. Генерал видел, как они, поочередно приподнимаясь, взмахивают руками. «Бросают бутылки», — догадался генерал.
Но почему же нет пламени?
Генерал снова соединился с комбатом.
— Почему не горят бутылки?
— Сам не понимаю, товарищ первый.
— А спичками их поджигали? — повысил голос генерал.
Было слышно, как шумно дышит в трубку командир батальона.
— Я тебя спрашиваю, — не дождался ответа Дрынов, — поджигали бутылки или нет?
— Нет, товарищ генерал.
— Почему?
— Я не знал, товарищ первый, — помолчав, признался комбат.
— В трибунале узнаешь, — пообещал генерал. — Кто есть рядом с тобой из комсостава?
— Младший лейтенант Букашев.
— Передай ему командование батальоном и отправляся под арест.
— Есть, товарищ первый, — упавшим голосом ответила трубка.
В это время застучал пулемет. Генерал удивился и, бросив трубку, кинулся к перископу.
Он увидел, что цепи атакующих залегли, а бойцы ударного взвода, вжавшись в землю, ползут обратно. Халаты на них были уже не совсем белые или, точнее сказать, совсем не белые, теперь вполне пригодные для масировки. Передвинув трубку перископа чуть левее, генерал увидел, что пулеметный огонь идет из самолета, который, движимый непонятной силой, вращается на месте.
— Что за едрит твою мать! — удивился генерал, но, отрегулировав резкозть, удивился еще больше. Некто явно женского пола в цветастом платье, расстегнутой телогрейке и сбившемся на плечи полушалке, таскает этот самолет за хвост. Вот самолет повернулся боком, и на хвосте его генерал отчетливо разглядел звезду. «Неужто — наш?» — мелькнуло в генеральском мозгу. Нет, не может быть. Обыкновенная вражеская уловка. Для этого эта баба его и крутит, чтоб обмануть. Он опять повернулся к телефону. Вызвал командира полка.
— Слушай, второй, — сказал он ему, — это говорит первый! У нас в орудии сколько снарядов осталось?
— Один, товарищ первый.
— Очень хорошо, — сказал первый. — Прикажи подтащить орудие к уборной, на которой что-то написано иностранными буквами, и пускай вдарят прямой наводкой в упор.
— Так пулемет же, товарищ первый.
— Что пулемет?
— Не дает подойти. Стреляет. Люди погибнут.
— Погибнут! — загремел генерал. — Гуманист тоже нашелся. На то и война, чтоб гибли. Подтащить орудие, я приказываю!
— Есть, товарищ первый.
В это время пулемет умолк.
Отбив атаку, Чонкин снял пальцы с гашетки. И сразу наступила тишина до звона внушах. Со стороны неприятеля тоже никто не стрелял.
— Нюрка! — обернулся Иван.
— Чего? — Нюра стояла, прислонившись к хвосту, тяжело дышала, и лицо ее было красным и мокрым, как после бани.
— Живая, — улыбнулся ей Чонкин. — Ну отдохни маленько.
Было уже совсем светло, и он хорошо видел и тех, в грязных халатах, которые швыряли бутылки, и других в серых шинелях, которых было гораздо больше. Но все они лежали, не проявляя никаких признаков жизни, и даже ощущение опасности сталоокак будто бы проходить. Где-то громко закричал петух: ему отозвался другой, потом третий…
«Ишь как голосисто кричат», — думал Чонкин, не замечая, что артиллеристы подтягивают свою сорокопятку, прикрываясь уборной Гладышева, на которой было написано «wаtеr сlоsеt».
— Нюрка, — сказал Иван ласково, — отдохнула маленько?
— А чего? — Нюра утирала лицо концом полушалка.
— Принесла бы водицы. Попить охота. Только бегом, а то ишо подстрелят.
Нюра, пригнувшись, кинулась к избе.
Ахнул запоздалый выстрел, но Нюра была ужа за углом.