— И знаю, что мешает тебе полюбить меня. Так вот, если ты не сумеешь преодолеть эту помеху, я ее сама преодолею. Не сейчас, немного позже.
— Зачем тебе это? — пробормотал Таран.
— Не знаю, — улыбнулась Полина, оскалив лисьи зубки; — Просто так, бабья блажь. Завидую твоей Надьке, может быть. Почему ей должно быть хорошо, если мне плохо?
— Я постараюсь… — с трудом выдавил Юрка. — Только не трогай их, пожалуйста!
— Пока я их не могу тронуть, — призналась Полина. — То ли это слишком далеко, то ли я просто еще не умею на такие расстояния доставать. Потренируюсь еще, тогда посмотрим!
Таран порадовался, надеясь, что ей никакими тренировками не удастся распространить свое внушение на дистанцию без малого в тысячу километров. Но тут же испугался, что Полина эту мысль учует и назло сотворит что-нибудь пакостное.
— Не думай, что мне очень нравится делать пакости, — произнесла она вслух.
— Просто иногда бывает такое настроение. Когда я злюсь на что-нибудь. Но сейчас я добрая. Сделай мне что-нибудь приятное без подсказки, а? Пока я сама не придумала…
Последняя фраза была произнесена почти нежно, но в ней звучала явная угроза. Эта гадина все, что угодно, могла придумать. У Тарана морозец по коже прошел. И хотя сейчас ради того, чтоб предотвратить всевозможные несчастья, которые Полина была способна принести Надьке и Лешке, Юрка был готов умереть, он понимал, что даже его смерть ничему не поможет. Нет, надо было действительно думать над тем, как ублажить эту страшную девку, пока она сама не додумалась до какой-нибудь мерзости… Но как назло в голову ничего не лезло.
— Так нечестно, — немного детским тоном произнес Таран. — Ты-то знаешь, о чем я думаю, а я — нет. Как я догадаюсь, что тебе будет приятно?
— Просто ты не хочешь этого сделать, — вздохнула Полина. — Жаль! Придется самой придумывать…
У Юрки сжалось сердце, но в этот момент пискнул телефончик.
— Да! — отозвалась Полина. — Добрый день, Тина. Спасибо, нормально… Приносите. Да, и завтрак, и обед сразу. Мы очень голодны…
И набросила на себя халатик. Таран тоже постарался что-нибудь надеть, чтоб не вызывать лишних ворчаний со стороны суровой прислуги, если Тину, конечно, считать прислугой, а не надзирательницей.
Через пять минут появилась Тина, прикатившая и завтрак, и обед. Но какая! Таран ее мог бы и не узнать, до того изменилась со вчерашнего дня эта дама. Та была мрачная и сердитая, а сегодняшняя — аж вся лучилась теплотой и предупредительностью. Юрка мгновенно понял: Полина взяла ее на прицел.
— Кушайте, пожалуйста! — с нежной, прямо-таки материнской улыбкой произнесла Тина. И с этой улыбкой, пятясь, как при дворе какого-нибудь шахиншаха, где к государю нельзя спиной поворачиваться, удалилась за дверь.
— Видишь, — сказала Полина, принимаясь за еду. — Вчера она была как мегера, а сегодня — ангелочек. Это моя работа. Я еще вчера прочитала ее мысли. Ее дурное настроение проистекало от зависти к нам с тобой. Она испытывает огромную сексуальную неудовлетворенность. С мужем-пьяницей разошлась, Алик на нее обращает внимание только тогда, когда ему приспичит, и делает это по принципу «сунул- вынул». Страдает девушка! Конечно, я ее на несколько часов сделала доброй, но потом к ней опять вернется тоска, и она станет похожа на злую крысу. Хочешь ее трахнуть?
Таран чуть не поперхнулся. Ему даже говорить на эти темы было неприятно.
— Ладно, — смилостивилась Полина, — я думаю, что сразу много — это вредно. И вообще не тратить же все время на секс? У нас еще полно времени впереди. Давай после обеда пройдемся по палубе? А ближе к вечеру будет остановка, по-моему, в Угличе. Сходим на берег, посмотрим храмы… Не возражаешь?
— Абсолютно, — почти с облегчением произнес Юрка. И углубился в поедание этого самого комплексного завтрака-обеда.
Когда с обедом было покончено, снова появилась Тина и опять с приятной, радующей глаз улыбочкой. Если б Таран не знал, что эту улыбочку Тине организовала Полина, наверно, улыбнулся бы в ответ. Но фиг его знает, как Полина отреагирует. Может, действительно потребует, чтоб Юрка прямо тут эту самую Тину отдрючил, а может, предложит Тине Юрку ремнем отстегать. Нет, с этой змеюкой надо осторожнее…
ПТИЦЕЛОВ ШУТОК НЕ ПОНИМАЕТ
Коля после ночного разговора с Магомадом и Васей на Фроськину дачу не вернулся. Он поехал на одну из городских квартир, где надеялся поспать до полудня, благо самый главный вопрос — денежный — он считал урегулированным. Однако мечтам его сбыться не довелось.
Проснулся он от довольно сильного тычка в ребра, сделанного стволом пистолета. И когда открыл глаза, то увидел четырех парней амбалистых габаритов, которые, похоже, не собирались желать ему доброго утра. Более того, создавалось впечатление, что Колю пришли брать. Хотя граждане были в штатском, но что-то неуловимое, отличающее их от мирных жителей, просматривалось в их внешнем облике. Не говоря уже о пистолетах с глушителями, которые были наведены на Колю.
— Подъем! — не очень громко произнес один из незваных гостей, сдергивая с Коли одеяло. — Одевайся!
— В чем дело? — пробормотал тот, хлопая глазами. — А где санкция? Понятые?
— Вот! — Гражданин, сдернувший одеяло, покрутил стволом перед Колиным носом. — Тут все: и санкция, и прокурор, и понятые…
Таран, увидев этого дядю, наверно, порадовался бы. Ведь это был капитан Сергей Ляпунов. Коля из всего личного состава МАМОНТа знал только Птицына да еще Тарана. Поэтому мог сейчас предполагать все, что угодно. Поначалу он подумал, не менты ли это, но после того, как ни понятых, ни санкции на арест и обыск ему не предъявили, стал прикидывать гораздо худшие варианты. Например, такой, что его вычислили ребята Зуба, оставшиеся на свободе, и решили свести с ним счеты. От ментов был шанс отмазаться, потребовать адвоката, внести залог, изменить меру пресечения на подписку о невыезде и так далее. От Зуба Коля не откупился бы даже той сотней тысяч, которую он наконец-то получил от Васи через Магомада. Впрочем, эти десять пачек лежали далеко отсюда, в офисе Колиной конторы, и доверенные лица, возможно, уже занимались вопросом об их переводе Колиному «кредитору».
Коля торопливо одевался, ибо визитеры с пистолетами были явно не настроены на долгое ожидание. Задавать вопросы и вообще что-либо вякать он не решался. Знал, что не ответят. С другой стороны, раз его не пристрелили сонного, значит, у граждан есть к нему какой-то разговор, который скорее всего состоится в другом месте. Все это давало некоторый шанс пожить подольше, если сейчас не делать резких движений.
— Готов? — спросил Ляпунов, когда Коля зашнуровал ботинки.
— Да…
— Поедешь с нами. Если на лестнице или во дворе рыпнешься… Догадываешься, наверно.
Коля догадывался, а потому рыпаться не собирался. Когда он в окружении этих четверых молодцов спускался по лестнице, то, наоборот, очень боялся невзначай оступиться или как-нибудь иным образом дернуться. Потому что понимал: эти завалят его однозначно и для них нечто похожее на попытку к бегству равносильно признанию вины.
Во дворе Колю быстро и не очень вежливо затолкали в заднюю дверь автофургончика «УАЗ», в народе именуемого «буханкой».
После того как фургон двинулся с места и покатил в неизвестном Коле направлении, Ляпунов, оказавшийся поблизости от Коли, произнес:
— Мы от Генриха, Где Таран? Отвечай быстро и не фантазируя.
— Уф! — вырвалось у Коли, — А я уж черт-те что подумал…