Мисс Уильяме, усердно копавшаяся в своей сумке, разом прекратила это занятие и заторопилась.

— Вот еще! — возразила она. — Дай руку, и немедленно идем догонять группу! Меня уволят, если узнают, что я оставила детей без присмотра.

Вообще-то я давно считал, что все женщины — дуры. К тому же мне казалось, будто я уже вышел из возраста, когда меня надо водить за ручку, словно младенца. Но противиться Тине Уильямс было трудно — я ей едва доставал макушкой до плеча. Поэтому она сцапала меня за руку и прямо-таки потащила за собой в проход, куда несколько минут назад удалился шедший последним Дуг Бэрон.

Поначалу особых волнений я не испытывал. Впереди слышались голоса, виднелись отсветы фонариков. Неприятно было, конечно, что тащат за руку, как пятилетнего.

Тина шагала так быстро, что я с трудом за ней поспевал.

В это время в наушниках послышался голос Тэда:

— Мисс Уильяме, вы следите за хвостом колонны? Никто не отстал?

— Нет, нет! — поспешно ответила физичка, у которой, оказывается, был микрофон и передатчик в каске. — Все в порядке.

Но после одного из поворотов я заметил, что голоса ребят не слышны и отсветов фонарей больше не видно. И в наушниках, кроме треска, ничего не звучало. Ничего, кроме света двух наших ламп и мокрых камней со всех сторон, я не видел. Но мисс Уильяме, похоже, еще не понимала, что мы сбились с дороги, и, не сбавляя скорости, тащила меня за руку.

— Послушайте, мэм, — проныл я, — по-моему, мы не туда идем! Не обращая внимания на мой лепет, Тина потащила меня в какой-то очередной поворот. Световое пятно от лампы выхватило из темноты продолговатый и острый выступ, торчащий над головой.

— Мы здесь не шли, мисс Уильямс! — завопил я. — Скажите по радио Тэду, что мы отстали!

— Не болтай чепухи! — обрубила она. — Мы идем как надо! И мы прошли тем же курсом еще ярдов двадцать, прежде чем уперлись в тупик.

— Ну теперь-то вы поняли? — простонал я. — Мы заблудились!

— Не ной! — непреклонно проворчала учительница. — Подумаешь, чуть-чуть ошиблись. Немного не туда свернули. И она подтолкнула меня в обратном направлении.

Лишь протащив меня еще ярдов тридцать вниз по туннелю, она заволновалась:

— Мистер Джуровски, мы, кажется, заблудились! Конечно, он ее не услышал. Радиоволны в этом лабиринте гасли и глохли, уж она-то, как физик, должна была это знать. Тем не менее, упрямая дура еще минут десять повторяла свои вызовы в пустоту. Потом, когда ей это надоело, она опять набралась решимости и потащила меня в прежнем направлении. То есть вниз по широкому коридору.

— Этот ход, несомненно, промыт водой, — утверждала Тина, должно быть, чтобы подбодрить самое себя, — сейчас мы идем по сухому, но весной тут, должно быть, бежит ручей. Наверняка он где-то впадает в Стикс или в Море Плутона. Если мы выйдем к реке, то так или иначе выберемся!

— О, — с радостью вскричала через какое-то время мисс Уильяме, — я чувствую, что здесь заметно сырее! По-моему, мы приближаемся к воде!

Действительно, к воде мы вышли довольно быстро. Наклонный туннель уперся в подземную речку. Шум ее был совсем негромкий, она имела относительно спокойное течение. Текла она по довольно просторному руслу, но свод этого туннеля был намного ниже, чем у того, из которого мы только что вышли. Тина решительно повела меня вдоль берега, по уступу шириной не больше, чем полтора-два фута. Конечно, она пошла вниз по течению, должно быть, предполагая, что таким образом мы выйдем к озеру.

Еще через два десятка ярдов стало заметно, что уступ с нашей стороны туннеля просто-напросто исчезает. На другой стороне реки он оставался, но туда еще надо было перебираться.

Тина посмотрела вперед, потом на другой берег речки, после этого на камни, вокруг которых журчала вода и, обтекая их, неслась куда-то в бесконечную черноту туннеля.

— Посвети своей лампой на камни, — велела она, — я попробую перейти на тот берег. Как только я перейду, то начну светить себе, а ты перейдешь следом за мной.

В общем, она поставила ногу на один камень и шагнула на него с берега. Потом перенесла ногу на второй камень, опять шагнула. Сумочка, та самая, из-за которой мы отстали от группы, висела у нее на плече. Если б я был на ее месте, то перед тем, как переходить речку по камням, повесил бы сумку наискосок, чтоб ремень цеплялся за шею. Но она и здесь оказалась недальновидной.

Речка была шириной всего в семь-восемь футов, не больше. В отсветах фонаря мисс Уильямс я заметил чуть впереди, на том берегу, небольшую площадку и какую-то очередную дыру в скале. Мне даже померещилось, будто там, в той дыре, мигнул свет. Как-то непроизвольно я повернул голову в ту сторону и убрал свет своей лампы с третьего камня, на который собралась перебраться учительница.

— Ой! — взвизгнула она, испуганно дернулась, не видя, куда поставить ногу. При этом ремешок сумочки соскользнул с плеча, а сама сумочка шлепнулась в воду. Физичка сдуру попыталась ее подхватить, качнулась вправо, а ее нога, обутая в кроссовку, при этом не нашла опоры. Бултых!

Не знаю, что на меня нашло, но, увидев, как быстрое течение подхватывает визжащую от ужаса училку и уносит в темноту, я прыгнул за ней…

Из этого дурацкого сна я вылетел мгновенно, поскольку испытал замечательное освежающее действие подземной воды с температурой около десяти градусов по Цельсию. Нет, все-таки приятно иногда расстаться с чужим отрочеством и оказаться самим собой, 34-летним, хотя и лежащим на больничной койке. Ведь при пробуждении тебя ожидают не сырость и сквозняки подземного царства, а теплынь и кондиционированно-свежий воздух университетской клиники. Чуть-чуть, правда, отдающий больничным ароматом.

Судя по всему, медикам удалось меня отстоять, в смысле не отдать Марселе. Я даже догадался, что какую-то роль в этом сыграл «дурацкий сон», потому что заботливая Марсела, видать, не решилась беспокоить меня, спящего, и отложила похищение на более поздний срок. В палате, однако, у входной двери, появились мордастые ребятки в удивительно знакомой униформе. Нет, это были не московские омоновцы в асфальтовом камуфляже и не муниципалы в синих кепочках а-ля русская вспомогательная полиция при немецких оккупантах. Но униформу эту я раньше видел, хотя и давно. Память сбросила, выражаясь по-компьютерному, все впечатления от похождений Майка Атвуда и по-деловому закопошилась в своих архивах. И хоть не сразу, но докопалась: такую форму носили охранники виллы Куперов, которая располагалась где-то здесь, на Гран-Кальмаро. На самой вилле, в том самом розовом особняке, заделанном под испанскую колониальную архитектуру, мне бывать не доводилось. Тогда, тринадцать лет назад, яхта «Дороти» после бурных событий у острова Сан-Фернандо на несколько часов зашла в прилагавшийся к этой вилле частный порт. Мне припомнилась живописная бухта, разделенная каменным молом на «чистую» — для господского купания и «нечистую» — для стоянки хозяйского флота — половины. Вспомнился пирс, где стояли незабвенная яхта «Дороти», декоративный парусник «Си Игл», вооруженный зенитками сухогруз «Айк», переделанный из боевого фрегата, и целая куча мелких прогулочных суденышек. А на пирсе впечатляюще смотрелись мордоворотики в серой униформе с «магнумами» в открытых кобурах.

Вот такие появились теперь и у меня в палате. После недолгих логических рассуждений я допер, что раз покойный — хотя в этом я чуточку сомневался — Браун-Атвуд стал совладельцем компании Куперов, а позже и контрольный пакет выкупил, то вполне мог прибрать к рукам и бесхозную гран-кальмарскую недвижимость. То есть весьма возможно, что она со всеми прибамбасами (в том числе и с охраной) теперь записана на Марселу. Поэтому мордоворотики приглядывают тут за моей безопасностью. И ежели профессору Кеведо с подручными от большой тоски по маме захочется меня спровадить на Акулью отмель, а сеньора Лаура сумела убедить Марселу, что такая опасность вполне реальна, то данные мальчики должны защищать меня, не щадя живота. По-научному это называется «взять ситуацию под контроль».

Кроме мордоворотов, мой покой берегла сестра Сусана. Она, бедняжка, не без опаски поглядывала на гориллоподобных мулатов, вполне способных при желании поиграть ею в пляжный волейбол. Но судя по