Парнишка заплакал. Заморгал глазами Мика. У него запершило в горле, и он никак не мог задать следующий вопрос.

— Ну! — поторопил его старший беспризорник.

— Годен он, Трясогузка! Сразу видно — годен! — вырвалось у Мики, и он тотчас получил затрещину.

— Кличку командира вслух не произносят! — назидательно сказал старший и, снова заложив ногу на ногу, закачал носком ботинка.

За эту привычку он и был прозван Трясогузкой — пичугой, которая всегда покачивает хвостом.

Мика насупился, упрямо поджал губы, но пререкаться с командиром не стал и продолжал допрос:

— Как звать?

— Ленькой! — соврал паренёк.

Горький опыт научил его скрывать настоящее имя. Обычно, узнав, что он цыган, беспризорники охотно брали его в компанию, заставляли плясать и петь без отдыха, а вечером отнимали и делили между собой все, что он получал за день. Но смуглый цвет лица и чёрные курчавые волосы часто подводили паренька.

— Цыган? — спросил Трясогузка.

— Нет!

— Врёшь! Вижу, что цыган!

— Не цыган! — паренёк соскочил со скамейки. — С голода сдохну, а цыганом не буду!

Трясогузка удивлённо спросил:

— А чем плохо, если цыган?

— А чем хорошо? — горячился паренёк.

Трясогузка пожал плечами.

— Ни плохо ни хорошо… Обычно!

Ответ получился неубедительный. Трясогузка почувствовал это и рассердился.

— Есть у меня начальник штаба или нет? — повысил он голос.

— Есть! — отозвался Мика.

— Я, что ли, должен за тебя работать?.. Разъясни ему!

Мика взял цыганёнка за руку, усадил на скамейку и с детской простотой сказал:

— А нам все равно — кто ты. Лишь бы не белый, не трус и не вор!

— Будем звать тебя Цыганом, чтоб привык! — категорически заявил Трясогузка.

Парнишка промолчал.

— А теперь поклянись! — потребовал Мика. — Если струсишь, — гроб тебе сосновый, если тайну выдашь, — гроб осиновый, а если украдёшь без разрешения командира, — жевать тебе сырую землю три дня и три ночи!

Цыган с дрожью в голосе повторил страшную клятву и добавил от себя:

— Чтоб мне сорваться в тройном сальто с поворотами!

Трясогузка выслушал его и встал с такой торжественностью, что и Цыган поднялся со скамейки.

— Принимаем тебя в нашу армию! — произнёс Трясогузка и протянул новобранцу руку.

За городом, на берегу реки, чернели развалины сгоревшего дома. Когда-то тут жил богатый купец. После революции он сжёг свой дом, а сам уехал в Японию. В сухую погоду ветер поднимал над пепелищем тучи чёрной пыли и нёс их в лес. Обугленные бревна торчали, как ребра скелета. Уродливо скрученные железные балки топорщились в разные стороны.

Никому и в голову не приходило, что под обгоревшими остатками дома в каменном подвале сохранился склад.

Очутившись зимой в незнакомом городе, Трясогузка набрёл на пепелище, переночевал за грудой кирпича, а наутро случайно обнаружил лаз, который вёл в подвал. Там лежали мешки с сахаром, крупой и сухарями, валялись рулоны белого батиста, висели копчёные колбасы, а в дальнем углу высилась пирамида небольших бочек с порохом.

Не рассчитал купец. Он надеялся, что огонь доберётся до пороха — и тогда от склада не останется ничего. Но каменные своды подвала не обрушились от пожара.

Два дня не вылезал Трясогузка из подвала — отъедался и отсыпался. На третий день он решил создать армию из беспризорников и отомстить за отца, расстрелянного белыми под Харьковом, за мать, умершую от тифа на далёком безымянном полустанке.

Беспризорников в городе было много. Одни уезжали в поисках хлебных и тёплых мест, другие приезжали в теплушках, в угольных ящиках, а то и прямо на буферах товарных вагонов.

Трясогузка не торопился. Он долго и тщательно выбирал будущего помощника.

Однажды Трясогузка бродил по путям на станции.

— Папа! Па-а-па! — долетело до него.

У платформы на деревянном сундучке стояла девчонка и испуганно звала отца. А рядом дрались беспризорники. Двое колотили третьего — самого маленького. Увёртываясь от ударов, он не выпускал из рук небольшой пакет, перевязанный верёвкой.

— Папа! — ещё раз крикнула девчонка. — Скорей!

К платформе спешил мужчина. Два беспризорника исчезли, а третий почему-то не побежал.

«Растерялся! — подумал Трясогузка. — Ох, и будет ему!»

Мужчина схватил мальчишку за шиворот и выхватил пакет.

Девчонка соскочила с сундука.

— Отпусти его, папа! Если б не он, они уворовали бы весь наш хлеб.

Отец отпустил мальчишку. Беспризорник подтянул штаны, окинул мужчину оскорблённым взглядом и молча пошёл прочь.

— Хочешь хлеба? — крикнул мужчина.

Беспризорник не оглянулся.

— Мальчик! — позвала девчонка.

Но беспризорник так и ушёл.

Он очень понравился Трясогузке. Это был Мика. Ему первому командир будущей армии доверил свою тайну и назначил его начальником штаба. Они вдвоём подготовили крушение поезда. Конечно, ни тот ни другой не знали, что под откос свалится состав с карательным отрядом. Но они не боялись ошибиться: по железной дороге ездили только колчаковцы.

Флажки придумал Трясогузка. Надписи делал Мика. Им хотелось, чтобы самому Колчаку донесли о существовании новой армии, которая объявила беспощадную войну всем белякам.

Третьим в армию был принят Цыган.

Его привели к сгоревшему дому, втолкнули в тёмный лаз, и он полз

вперёд, пока не провалился в какую-то дыру. Удар был мягкий — под люком на полу подвала лежала охапка соломы. Даже гитара не сломалась.

Цыган услышал, как один за другим спрыгнули Трясогузка и Мика.

— Это наш штаб! — послышался голос командира.

Вспыхнула спичка. Загорелась свеча. Цыган огляделся. Развешенные по стенам гирлянды баранок и связки копчёных колбас ошеломили его. Он, как слепой, начал ощупывать и нюхать колбасу. Наконец он вцепился в неё зубами, откусил, сколько мог, подпрыгнул, ударил по струнам гитары и пустился в пляс.

— Парад алле! — кричал Цыган. — Оркестр — туш!

Командир и начальник штаба с опасением смотрели на своего бойца: не сошёл ли он с ума? Но