— Что-то серьезное? — поинтересовалась она.

— Да нет, школьные дела.

— Я могу чем-то помочь?

Она всегда старалась помогать своим подчиненным, но, как злословили эти самые подчиненные, не от доброты душевной, а от стремления к совершенству в работе отдела. Но это не правда. Она просто одинокая немолодая женщина, у которой, кроме работы, ничего и нет в жизни. Но чем бы она ни руководствовалась, а если в ее помощи нуждались, помогала чем могла.

— Да нет, спасибо большое, Инна Геннадьевна.

Но вот отпуск в неурочное время она мне точно не даст. А уж если прознает о моих гастролях, и вовсе безжалостно уволит. Какие, на фиг, гастроли, я еще не сошла с ума. Пусть Венька сам выкручивается, нашел, понимаешь, себе палочку-выручалочку!

— Мам, что у тебя стряслось?

— Ничего пока.

— Что значит — пока?

— То и значит — пока ничего не стряслось.

— Но может стрястись?

— Всегда что-то может стрястись.

— Ой, мать, ты мне не нравишься.

— Я не обязана всем нравиться.

— Всем — не знаю, а мне — обязана.

— Ты полагаешь? — рассеянно спросила я. Меня вдруг стал занимать вопрос, как бы Полька отнеслась к такой авантюре. Боюсь, что восторженно. А Женя, как Женя отнесется? Уверена на все сто — сугубо отрицательно. Ну да ему лучше вообще не знать об этом. Скажу, что уезжаю с шефом в длительную командировку, и все. Он поверит. Такое не раз бывало. Он ревновал, а мне это даже нравилось, дуре. Ревнует — значит, вроде как любит. Вроде как… Нет, я не сомневалась, что Женя меня любит. Я сомневаюсь лишь в том, что я его люблю. Но его любит Полька, он ее тоже, что немаловажно. А мне уж ладно, стерпится — слюбится. Но что же мне спеть сегодня у Гордиенко? Господи, у меня разве хватит смелости открыть рот при нем? Ой, мамочки, во что меня втягивает этот обалдуй Венька?

И тут он позвонил:

— Буська, готова?

— Нет.

— То есть как? Все снова-здорово? Буська, не начинай! Я буду у тебя через пять минут! Изволь одеться. Нельзя заставлять ждать народного артиста. И надень, пожалуйста, что-нибудь подчеркнуто строгое, деловое.

— Зачем?

— Для контраста! Войдет такая строгая дама и вдруг запоет! Отвал башки!

— Это я тебе гарантирую!

— Что?

— Отвал твоей дурацкой башки!

— Бусенька, я тебя обожаю.

— А я тебя ненавижу, козла! — Я швырнула трубку.

— Мать, ты с кем так строго?

— С Венькой.

— За что?

— Есть за что, не сомневайся.

— Не сомневаюсь. Ты куда-то собираешься?

— Да. Венька требует, чтобы я пошла с ним в гости.

— В качестве телохранителя, что ли?

— Какого телохранителя?

— Ну чтобы охранять его знаменитое тело от нападения всяких разных коз?

— Ну что-то в этом роде, — пробормотала я.

— А к кому в гости?

— К Гордиенко.

— Ух ты, клево! Ты там посмотри, у него потрясная собака.

— А ты почем знаешь?

— В каком-то журнале видела. Лабрадор. Мамочка, ты там разузнай, как за ней ухаживать.

— Зачем это?

— Мне Женя обещал щеночка Лабрадора.

— А что он тебе еще обещал?

— Горные лыжи!

— Через мой труп.

— А щенка? Тоже через труп?

По сравнению с горными лыжами щенок — это такие пустяки…

— Нет, щенок без трупа обойдется, но… Гулять с ним я не буду!

— А зачем вообще гулять, мы же будем за городом жить, когда вы поженитесь.

Так, они уже все решили без меня.

— Там будет видно. Тут явился Венька:

— О, Полина, ты уже не ребенок, ты телка!

— Венька, заткнись! — разозлилась я.

А Полина, наоборот, обрадовалась такому комплименту.

— Ну ты готова, Буська? Отлично, пошли. Ой, а гитара?

— Мать, ты что, собираешься глотку драть у Гордиенко? Не советую.

— Ты как с матерью разговариваешь? — напустился на нее Венька. — Да если хочешь знать, из нее могла бы выйти классная певица.

— Чего ж не вышла? — хмыкнула дочь.

— Много будешь знать, скоро состаришься. Пошли, Буська!

Что было у Гордиенко, я помню очень смутно. Когда мы с Венькой уже глубокой ночью вышли на улицу и сели в машину, он сказал:

— Согласись, я все-таки гений.

— Почему?

— Потому что выбрал тебя.

— Вень, а что это было?

Он внимательно на меня посмотрел:

— Это был успех. Явный и определенный. Сама, что ли, не поняла?

— Нет, я была все время как в тумане.

— Не придуривайся!

— Честное слово, Венечка, я даже ничего не помню.

— Интересно, а ты запомнила, что завтра должна начать с ним репетировать?

— Завтра? Репетировать? — искренне удивилась я. У меня есть странное свойство — иногда, если очень волнуюсь, я потом почти ничего не помню. Такое со мной уже не раз бывало.

— Буська, возьми себя в руки. Завтра в десять ты должна приехать к нему.

— В десять вечера?

— Утра!

— Но я же работаю.

— Завтра суббота!

— Ой, правда! С ума сойти! Венька, это что же выходит, я поеду на заграничные гастроли?

— Выходит, так!