— Ну да. Он теперь созрел.

— Созрел для чего? — улыбнулась я.

— Чтобы поговорить с вами.

— И где он?

— Тут рядом, в «Шератоне».

— Не пойду!

— Почему?

— С какой стати мне идти в отель неведомо к кому и неведомо зачем?

— Ведомо, все ведомо — и кто он и зачем.

— Тогда скажите!

— Он хозяин русского ресторана, вернее, целой сети русских ресторанов в Европе и Америке.

— Ну и при чем тут я?

— Он хочет сделать вам выгодное предложение.

— Какое предложение?

— Петь у него. Он говорит, что просто сходит с ума от вашего голоса.

— Да ну, Оскар, скажите ему, что я не согласна, и все.

— Броня, но вы же не знаете, какой контракт он хочет вам предложить. И вообще… Я обещал ему привести вас. Не волнуйтесь, он не будет к вам приставать. Он ждет нас в холле отеля. В худшем случае пригласит пойти в бар. Тоже мне проблема!

— Ну ладно, а можно взять с собой Веню, он же импресарио и к тому же мой брат?

— Не стоит, Бронечка. Я не дам вас в Обиду.

До «Шератона» от нас было рукой подать, но Оскар усадил меня в свою машину.

— Оскар, скажите…

— Ой, Бронечка, он вам все сам скажет. Мое дело доставить вас к нему.

— И обратно?

— Ясное дело, и обратно! Иначе Дружинин мне ребра переломает.

— Дружинин? — ахнула я. — При чем тут Дружинин?

— Ай, Бронечка, вы думаете Оскар слепой? Тут мы приехали к «Шератону».

В шикарном холле, который не произвел на меня ни малейшего впечатления, ибо мой шеф всегда останавливается именно в «Шератоне», Оскар взял меня за руку. И тут я увидела, что из кресла поднялся человек в белом костюме и черно-белых лакированных ботинках. Он выглядел точь-в-точь как русский мафиози в исполнении Джигарханяна. И был со мной одного роста. Хотела бы я посмотреть на него рядом с Ларисой.

— Доброго утра, господин… — Оскар назвал какую-то еврейскую фамилию, что-то вроде Ципельзона. — А вот и наша Полина Брон!

— Здравствуйте, Полина! — Он не стал дожидаться, когда я подам ему руку, схватил и крепко встряхнул. — Пойдемте в бар, там лучше говорить. Или хотите позавтракать?

— Спасибо, нет. Я уже завтракала.

— Оскар, ждите тут! — распорядился он и, не отпуская мою руку, пошел к бару. Усадил меня за столик. — Кофе? Или что покрепче?

— Минеральной воды без газа!

— А мартини не желаете?

— Не желаю! Вы извините, но у меня мало времени. Репетиции…

— Хорошо, приступим к разговору! Шампанского нам! — сказал он подскочившему официанту.

«Шампанское с утра пьют или аристократы, или дегенераты», — вспомнилась мне крылатая фраза из «Бриллиантовой руки». Аристократом он, совершенно очевидно, не был. Значит, дегенерат?

— Полина, я восхищен!

Он еще не успел докончить фразу, как на столике уже стояла во льду бутылка «Дом Периньона». Видимо, он хотел пустить пыль в глаза бедной московской безвестной певичке. Он же не знает, что, будучи переводчицей при моем шефе, я не раз пробовала эту роскошь. Но я в принципе не люблю шампанское.

— Полина, я предлагаю выпить за ваше здоровье! И за ваш талант.

— Извините, я не знаю вашего имени-отчества.

— Просто Джонни!

Мне показалось, что я слышу хрипловатый голос Джигарханяна.

— Извините, Джонни, я не пью с утра шампанское даже такого ранга. Я выпила бы воды.

Он щелкнул пальцами.

— Даме воды, — сказал он на довольно скверном английском. — Но я выпью все же за ваш талант!

— Спасибо!

— Полина, я имею сделать вам предложение.

— Внимательно вас слушаю.

— Мне понравилось, как вы поете. Я предлагаю вам для начала контракт на полгода. Будете выступать в Нью-Йорке в моем новом ресторане через день. Гонорар — пятьсот долларов за вечер.

Ни фига себе! — подумала я.

— Ну там всякие налоги, то се я в эти полгода возьму на себя. Вы будете оплачивать только квартиру. Семь с половиной тысяч в месяц, согласитесь, совсем неплохо для начинающей. Если в течение полугода и меня, и вас все будет устраивать, мы заключим новый контракт на большую сумму. И петь вы станете уже в другом ресторане. Ну там будет видно! Может, дело дойдет и до сольных концертов. Ну диск запишем, то, се. Я вам очень советую позаниматься с педагогом по вокалу. Получая такие бабки, вы вполне можете себе это позволить. А педагога я вам найду. Вы по-английски хоть немножко говорите?

— Говорю.

— Ну так что? Вас устраивают мои условия?

— Условия? Вполне.

— Так мы можем подписать контракт прямо сейчас? — просиял он. А глаза его при этом так явно замаслились, что было понятно: «Подпишем контракт — и в койку!»

— Нет, Джонни, условия прекрасные, но я не буду петь в вашем ресторане.

— Почему? — безмерно удивился он. — Вам мало этих денег? Но это царские условия!

— Я вполне отдаю себе в этом отчет. Но в мои планы не входит петь в ресторане. У меня другая профессия.

— Но вы же тут поете?

— Это так… Прикол…

— Что такое прикол? — нахмурился он.

— Шутка.

— Полина, но это же.., сколько вам платят на вашей работе?

— О, гораздо меньше!

— Тогда в чем дело? У вас есть более выгодное предложение?

— Нет-нет, что вы… И вообще, я очень польщена и благодарна вам, но.., это не для меня. К тому же у меня есть дочка, ей двенадцать лет…

— В чем проблема? Возьмите дочку с собой! Пусть поживет в Америке, это полезно.

— Нет, Джонни, спасибо, но я… Я просто не хочу становиться певицей. Не чувствую призвания. Одно дело попеть для друзей… А тут… Поздно мне уже.

— Знаете что, вы подумайте еще. Не отказывайтесь так, с кондачка. Пожалеете потом, а будет поздно. Джонни Ципельзон уже уедет.

— Да мне и думать не надо.

— Ну черт с вами, восемьсот за выход! — страстно выкрикнул он. — Хотя это ни в какие ворота не лезет, но ради вас…

— Нет, Джонни, я безмерно тронута вашей щедростью, но это просто.., ну не для меня, поймите!