— Внутри меня есть что-то такое, что хочет тебя, но…

— Тогда послушайся голоса своего сердца. — Ее грудь была прекрасна мягкая и полная, с затвердевшими сосками.

— Святой Иисус, — проговорил Весли, — я знал, что ты превзойдешь все мои сны. Боже, Кэтлин, ты зажигаешь мне кровь, — наклонившись к ней, он с удивлением осознал, что его слова больше не являются пустой лестью.

Рукой, такой неуверенной, что это удивило его, он приподнял край юбки и стал ласкать шелк ее кожи своими большими ладонями. Застонав, она прильнула к нему.

— Прекратить? — прошептал он.

Она накрыла его ладонь своими руками.

— О, Боже, нет!

Он поцеловал ее нежно, почти целомудренно, но движения его руки были вовсе не целомудренными. Ее ощущения выплеснулись в восхитительном волнообразном движении, похожем на перекатывающийся через камни тихий поток.

Ее жар охватил его и вторгся в его тело. Она откровенно посмотрела на выпуклость, натянувшую его брюки. На какой-то момент он засомневался, действительно ли она была девственницей, настолько прям и открыт был ее взгляд.

— Мое тело было разбужено женщинами в прошлом, но душа нет. Боже, Кэтлин, ты смущаешь меня, — он наклонился, чтобы поцеловать ее.

Мучительный стон вырвался у нее, когда она поднялась и оттолкнула его.

— Вы заставляете меня сделать ужасный выбор, Весли.

— Разве это так ужасно, просить тебя сделать выбор, подсказанный сердцем?

— Я глава Макбрайдов. — Она натянула на себя рубашку, затем блузку. — Жертва флирта с вами не должна появиться на свет.

— Я не спрашиваю о жертве…

— Мужчина никогда не спрашивает, — заложив пальцы в рот, она громко свистнула. Весли заметил мелькнувшую в ее глазах боль. — Жертва всегда остается с женщиной. Глава Макбрайдов не может ездить верхом на лошади, прижав к груди младенца.

Сверху с утеса донесся крик. Кэтлин вскочила, схватила свою шаль и стала вытряхивать ее.

Весли тихо выругался и поднял глаза на громадного мужчину, подъезжавшего к ним на лошади.

— А, вот вы где, — прорычал низкий, сердитый голос. Копыта ирландского пони тонули в прибрежном песке.

Весли улыбнулся Рори улыбкой, не отражавшей его истинных чувств.

— Доброго тебе утра, Рори. Прекрасные новости о Томе Генди, не правда ли?

— А, мое почтение, — Рори заметил измятый вид Кэтлин и соскочил на землю. — С тобой все в порядке, дорогая?

Кэтлин рассеянно кивнула, как будто последняя демонстрация решимости совершенно утомила ее. Она казалась потрясенной и смущенной.

— Чтоб тебя разорвал олень святой Иты, — взорвался Рори, переходя на ирландский. — Этому презренному англичанину нельзя доверять даже самку устрицы. Ты не могла ничего лучше придумать, чем отправиться с таким, как он?

— Замолчи, Рори.

Рори завязал на ней шаль тугим узлом.

— Нет, я не замолчу. Ты должна выслушать меня. Ты должна держать его под замком там, где ему следует быть. Милая, как только я представлю, как он… а что бы случилось, не проезжай я мимо?

Она почти отдалась ему. Ответ так же легко читался на ее лице, как слова, написанные яркими чернилами на пергаменте.

Ответив на ярость Рори беззаботной улыбкой, Весли признал, что его план не удался. Он показал Кэтлин ее незащищенность, и она станет еще осмотрительнее, чем прежде.

Чтобы вытащить ее из Клонмура, нужен новый план. Три дня спустя решение само пришло к нему в руки.

Это случилось глубокой ночью, в то время, когда в зале даже самые бдительные собаки спали среди мужчин и мальчишек.

Весли проснулся, потревоженный шумом, таким слабым, что подумал, что это ему показалось. Или приснилось. Однако годы, проведенные в подполье, обострили его чутье. Он сел, прислушиваясь. И хотя ничего больше не услышал, волосы на голове зашевелились.

Он на цыпочках вышел из зала через низкий боковой проход, предназначенный для спасения во время длительной осады. Во дворе было тихо, главные ворота крепко заперты, и стража на башне вела себя тихо, вероятно, задремав.

С мрачным предчувствием, от которого мурашки расползались по коже, Весли направился к отхожему месту, расположенному в укромном уголке возле западной стены. Он собирался открыть дверь, когда сильная рука вцепилась в шею, зажав горло. До того, как ему был перекрыт доступ воздуха, он учуял знакомый запах. Да, он знал, чем пахнут такие мужчины: дорожной грязью и отвратительным запахом плохой пищи, хорошо знакомой ему со времен скитаний.

Он пнул стоящего позади мужчину ногой, а рука опустилась к поясному ремню в поисках ножа. Однако его там не было: ему как пленнику не разрешалось пользоваться ножом даже для еды.

Перед глазами поплыли круги. Весли продолжал молотить противника локтями и коленями. Когда хватка на секунду ослабла, он сумел сделать глубокий вдох и услышал, как, тихонько ругаясь на гэльском, нападающий сказал: — Иди помоги. Он здесь.

Второй мужчина, громадина, от которого несло перегаром и запахом мокрой кожи, появился перед Весли, сильно ударив кулаком в живот. Воздух с шумом вырвался из легких Весли.

— А ты уверен? — спросил второй мужчина.

— Да, это священник, за которым мы охотимся, с красными волосами и выбритым, как у нормандца, лицом.

Вот они, ловцы священников! Ирландцы! Сознание Весли ослабело, но эта мысль привела его в чувство, как ведро ледяной воды. Он издал приглушенный яростный звук и наклонил голову. Человек, стоящий пред ним, приготовился нанести второй удар. Крепко удерживаемый его сообщником, находящимся сзади, Весли подогнул ноги и нацелил их в центр широкого живота, а затем толкнул изо всей силы. Ирландец упал навзничь, задев коленями края выгребной ямы и, беспомощно хватаясь за воздух, полетел вниз. Его тело глухо ударилось о скалистую стену и упало в глубокую яму для испражнений, устроенную так, что во время прилива все ее содержимое набегающие волны уносили в открытое море.

У человека, державшего Весли, вырвался вопль ужаса. Весли использовал этот момент и вырвался, прижав мужчину к перекладине ямы. Глаза, полные страха, уставились на него.

Он нажал на кадык мужчины большими пальцами.

— Кто послал вас?

Мужчина издал булькающий звук. Весли ослабил давление и услышал:

— По слухам… это Данно… клянусь! Боже, будь милосердным!

Это скулящая мольба взорвала Весли.

— Ты еще осмеливаешься просить божьего милосердия? — прошептал он угрожающе. — Ты, ирландец, продающий англичанам людей, преданных своей вере? — он надавил на него всем весом своего тела. Голова мужчины наклонилась над выгребной ямой.

— Куда вы отправляете священников?