Вымолвив так, без размаха копье бессильной рукою
В выпуклой части щита, отраженная гулкою медью.
Пирр отвечал: 'Так ступай, и вестником будь, и поведай
Это Пелиду-отцу. О моих печальных деяньях
Все рассказать не забудь и о выродке Неоптолеме.
Старца, который скользит в крови убитого сына;
Левой рукой Приама схватив за волосы, правой
Меч он заносит и в бок вонзает по рукоятку.
Так скончался Приам, и судил ему рок перед смертью
После того как властителем он земель и народов
Азии некогда был. Лежит на прибрежье троянском,
Срублена с плеч, голова и лежит безымянное тело.
Я обомлел, и впервые объял меня ужас жестокий:
Ибо я видел, как царь, ровесник ему, от удара
Страшного дух испустил. Предо мной предстала Креуса[465] ,
Дом разграбленный мой, малолетнего Юла погибель.
Я оглянулся, смотрю, вокруг осталось ли войско?
Спрыгнули или огню истомленное предали тело.
Был я один, когда вдруг на пороге святилища Весты
Вижу Тиндарову дочь,[466] что в убежище тайном скрывалась
Молча, в надежде спастись, — но при ярком свете пожара
Равно страшась, что ее за сожженный Пергам покарают
Тевкры и что отомстят покинутый муж и данайцы,
Спряталась у алтаря и, незримая, в храме сидела
Та, что была рождена на погибель отчизне и Трое.
Ей за отчизну воздать, наказать за все преступленья:
'Значит, вернется она невредимо в родные Микены,
Спарту узрит и пройдет царицей в триумфе,[467] рожденном
Ею самой? Увидав сыновей и родителей снова,
После того как Приам от меча погиб, и пылает
Троя, и кровью не раз орошался берег дарданский?
Так не бывать же тому! Пусть славы мне не прибавит
Женщине месть, — недостойна хвалы такая победа, —
Я стяжаю хвалу, и сладко будет наполнить
Душу мщенья огнем и прах моих близких насытить'.
Мысли такие в уме, ослепленном гневом, кипели,
Вдруг (очам никогда так ясно она не являлась)
Встала передо мной во всем величье богини,
Точно такая, какой ее небожители видят.
Руку мою удержала она и молвила слово:
'Что за страшная боль подстрекает безудержный гнев твой?
Что не посмотришь сперва, где отец, удрученный годами,
Брошен тобой, и живы ль еще супруга Креуса,
Мальчик Асканий? Ведь их окружили греков отряды!
Если б моя не была им надежной защитой забота,
Нет, не спартанки краса Тиндариды, тебе ненавистной,
И не Парис, обвиненный во всем, — лишь богов беспощадность,
Только она опрокинула мощь и величие Трои.
Сын мой, взгляни: я рассею туман, что сейчас омрачает
Все застилает вокруг. Молю: материнских приказов
Ты не страшись и советам моим безотказно последуй.
Там, где повержены в прах громады башен, где глыбы
Сброшены с глыб и дым клубится, смешанный с пылью, —
Город весь он крушит и срывает его с оснований.
Тут Юнона, заняв ворота Скейские[468] первой,
Яростным пылом полна и мечом опоясана, кличет
Войско от кораблей.
Села, эгидой блестя, головой Горгоны пугая.[469]
Сам Отец укрепляет дух данайцев, и силы
Им придает, и богов возбуждает против дарданцев.
Бегством спасайся, мой сын, покинь сраженья! С тобою
Вымолвив, скрылась она в непроглядном сумраке ночи;