Взору блужданье светил? Повинуюсь знаменьям, боги,
Кто бы из вас к оружью ни звал!' И, промолвив, спустился
Турн к реке и, воды зачерпнув с поверхности светлой,
Он к бессмертным воззвал, эфир наполнив мольбами.
Гордых обильем коней, и одежд узорных, и злата.
В первых рядах выступает Мессап, отряд замыкают
Тирра сыны, а Турн, предводитель войск, — посредине
Едет с оружьем и всех красой превосходит и ростом.
Ганг молчаливый течет или Нил, когда тучная влага
Схлынет с полей и в привычное вновь воротится русло.
Видят троянцы, как пыль поднимается облаком темным,
Как внезапная тьма закрывает равнину от взора.
'Тевкры, взгляните, какой туман там стелется черный!
Быстро несите мечи, поднимайтесь на стены с оружьем!
Эй! Подступают враги!' И немедля с криком дарданцы
В лагере скрыться спешат и взбегают на стену, ибо
Чтобы они, если вдруг неожиданно что приключится,
В строй не смели вставать, не вверялись открытому полю,
Но защищали свой стан под прикрытьем стен укрепленных.
Гонит их стыд с врагом схватиться вплотную,
В башнях с оружьем засев, приближенья врагов ожидают.
Вдруг, вперед пролетев и медлительный строй обогнавши,
Двадцать отборных бойцов на конях за собой увлекая,
К лагерю Турн подскакал. Фракийский в яблоках белых
'Кто со мною, друзья? На врага кто бросится первый?..
Вот вам!' И, вымолвив так, метнул он дротик с размаху —
Новой начало войны — и стремглав по равнине понесся.
Встретило пущенный дрот грознозвучным криком и шумом
Что же не выйдут они на равнину, не встретят с оружьем
Натиск врагов, но за валом сидят? Вдоль всех укреплений
Рыщет Турн и в стене неприступной ищет прохода;
Так, пытаясь попасть за ограду полной овчарни,
Бродит вокруг и рычит, — но в укрытье надежном ягнята
Блеют и маток сосут; к недоступной рвется добыче
В ярости зверь, ощетинивши шерсть, и по крови томится
Жадная глотка его, иссушенная голодом долгим.
Башен и стен, и до мозга костей проникает обида:
Как подступиться ему, как троянских бойцов из-за вала
Выбить? Как выманить их, чтоб в открытом поле сразиться?
Ринулся Турн к кораблям, что стояли с лагерем рядом,
Мчится он вскачь и огня у соратников радостных просит,
Жадно хватает рукой сосны горящие сучья.
Бросились воины вслед, увлеченные натиском Турна,
Из очагов расхищают огонь — и каждый несется
Ярко пылают, до звезд взметая искры и пламя.
Муза! Кто из богов от такого избавил пожара
Тевкров? Кто уберег корабли от Вулкановой силы?
Молвите! Повесть о том стара, но слава нетленна.
Строил, готовясь отплыть в морские безвестные дали,
К сыну, — преданье гласит, — богов Берекинфская Матерь [869]
С просьбой такою пришла и промолвила: 'Сын мой! Исполни
Матери милой мольбу, о властитель, Олимп усмиривший!
Лес мой стоял на вершине горы; приносили мне жертвы
В сумраке между стволов тенистых кленов и сосен.
Внуку дарданскому я, когда флот пришлось ему строить,
С радостью их отдала, — а теперь тревожится сердце.
Пусть мой лес ни тягостный путь, ни ветры, ни вихри
Не одолеют — затем, что моими взращен он горами'.
Матери сын отвечал, вращающий звездное небо:
'Волю рока склонить ради них ты мнишь, о родная?
Жребий бессмертный обрел и путем, опасностей полным,
Плыл безопасно Эней? Не дано богам это право!
Те лишь челны, что, все одолев, Авзонийских достигнут
Гаваней, те, что средь волн уцелеют и к пашням Лаврентским