увенчались успехом.

Они вновь спустились в зал по мраморной лестнице, и госпожа Мэй сказала:

— Наследник ожидает вас в срединном покое, мой господин. Там подают чай и сласти. Надеюсь, теперь ваша честь позволит мне удалиться, я…

Судья, казалось, не слышал ни слова. Указав на лунную дверь, он спросил домоправителя:

— А там что за покои?

— Комната для гостей, мой господин. Ею пользовались редко — разве что приезжал кто-то из старых друзей хозяина. Комнатка небольшая, но обеспечивает полное уединение, поскольку вторая дверь выходит в сад, а оттуда через малые ворота можно выйти на улицу. Таким образом, гости вольны приходить и уходить, не беспокоя хозяина.

— Покажите мне эту комнату, — распорядился судья.

— Она не прибрана, мой господин! — возразила госпожа Мэй. — В последние несколько недель там никто не жил, а слуги…

Но судья Ди уже взобрался но лестнице и широко распахнул лунную дверь. У самого порога он остановился, сунув кисти рук в рукава. Слева стояла огромная кровать, скрытая голубыми шелковыми занавесками, струящимися с высокого резного балдахина из черного дерева на белый мраморный пол. По одну сторону у кровати высилась стойка для одежды, по другую был укреплен умывальник с медной раковиной. Но судья тотчас направился к большому туалетному столику у дальней стены. По пятам следовал Tao Гань.

Судья Ди рассеянно оглядел круглое зеркало из полированного серебра на черной лакированной подставке — его куда больше интересовали фарфоровые горшочки для притираний. Открывая их по очереди, он внимательно разглядывал пудру, белила, румяна и всевозможные снадобья, нисколько не заботясь о том, что госпожа Мэй и доктор Лю остановились посреди комнаты, озадаченно наблюдая за тем, что вполне могли счесть проявлением нездорового любопытства. Наконец, взгляд судьи привлек набор для подкрашивания бровей, лежащий у зеркала: довольно толстая и большая квадратная пластина, тоненькая кисточка и лепешка туши на деревянной подставке, а также серебряный сосуд для воды, чтобы смачивать пластину. Поверхность последней покрывала засохшая тушь, и кончик кисточки тоже был черным.

Судья развернулся и, подойдя к кровати, раздвинул голубые занавески. Поперек ложа валялось смятое белое шелковое покрывало, в углу — красная парчовая подушка. Неприятно пахнуло застоявшимися благовониями.

Госпожа Мэй позвала домоправителя, оставшегося снаружи.

— Велите служанкам немедленно прибрать и проветрить эту комнату! — с раздражением приказала она.

Старик торопливо отвесил поклон:

— Конечно, госпожа! Что-то не так, мой господин?

Он удивленно смотрел на Судью. Тот уже собирался отпустить занавески, но вдруг замер, уставясь в пол. Потом нагнулся, приподнял шелковый полог с левой стороны и начал пристально изучать мраморную плиту под массивной ножкой кровати, вырезанной в форме львиной лапы. Разогнув наконец спину, судья бросил Tao Ганю:

— Приглядись к этим черным пятнам на мраморе!

Тот послушно сел на корточки и, послюнявив кончик пальца, потер пятно.

— Тушь, мой господин, — объявил он, поднявшись. — довольно старые пятна. Пол вытирали, но тушь въелась в мрамор. Его надо потереть песком, и тогда пятна полностью исчезнут.

Но судья Ди уже рассматривал край занавески, поднеся поближе к глазам и разглаживая плотный шелк, а затем подвернул его и показал Tao Ганю большое темно-коричневое пятно.

Опустив занавеску, судья гневно посмотрел на вдову.

— Ваш муж умер здесь, в этой комнате, госпожа, — ледяным тоном отчеканил он. — Точнее, его убили.

Лицо госпожи Мэй мертвенно побледнело. Она попятилась, будто ища поддержки у лекаря, но тот словно окаменел.

— Да, его убили, — повторил судья. — Ударили по голове тяжелой пластиной для растирания туши с этого туалетного столика. А когда он упал, размозженный череп стукнулся об пол прямо здесь, у ножки кровати. Мрамор был испачкан кровью и тушью, которую разводили на пластине незадолго до того, как использовать ее в качестве орудия убийства. Кровь вытерли, но следы туши остались. Вот только никто не заметил, что край занавески тоже испачкан и на обратной стороне осталось красное пятно. Между прочим, это объясняет, откуда взялись черные пятна на щеке покойного, доктор!

Госпожа Мэй продолжала молчать, недоверчиво глядя на судью большими глазами. И вместо нее ответил доктор Лю.

— Я мог бы придумать по крайней мере дюжину других объяснений упомянутых вами фактов, мой господин! — нервно бросил он. — Но вы славитесь умением последовательно мыслить и, конечно, не стали бы расстраивать госпожу Мэй опрометчивыми заявлениями, основанными лишь на весьма неубедительных доказательствах.

Судья насмешливо взглянул на лекаря.

— Разумеется, я бы не стал этого делать, — спокойно проговорил он. — Улики, найденные здесь, только подтвердили правильность моих выводов, а основное доказательство — то, что вы с госпожой Мэй неверно назвали мне время смерти господина Мэя. Вы утверждали, будто госпожа Мэй нашла тело мужа у подножия лестницы около десяти часов. Это означает, что он упал и разбился еще раньше. Тогда зачем бы ему понадобилось брать с собой горящую свечу, если до полуночи зал и балкон прекрасно освещены большим красным фонарем?

Госпожа Мэй и доктор Лю потрясенно смотрели на судью, не в силах издать ни звука, и тот, спокойно сунув кисти рук в рукава халата, объявил:

— Госпожа Мэй и доктор Лю, я арестую вас за убийство господина Мэй Ляна! Позови стражников, Tao Гань, и пусть доставят наш паланкин!

За полчаса до вечернего заседания суда в приемной кабинета судьи Ди Tao Гань помогал своему начальнику облачиться для церемонии. Протягивая судье «крылатую» шапочку, Tao Гань пробормотал:

— Мне никогда не нравился этот лекарь, мои господин.

— Мне тоже, — сухо отрезал судья, аккуратно надевая шапочку перед зеркалом, стоявшим на черном лакированном ларе.

— Вы пошли в библиотеку Мэя, чтобы поискать возможное орудие убийства, да, мой господин?

Судья Ди повернулся:

— Прежде всего я хотел выяснить, писал ли Мэй что-нибудь перед смертью. Понимаешь, мне не давали покоя черные пятна у него на лице. Как ты сам справедливо заметил, тушь могла случайно разбрызгаться, когда он готовил ее, растирая на пластине. Однако я обнаружил, что Мэй ничего не писал, потому что пластина и кисточка на его столе были чистыми. Тогда я предположил, что его убили ударом другой, большой и тяжелой пластины, которой пользовались незадолго до убийства. Такую пластину я и нашел в комнате для гостей. — Поглядев в окно, судья обречено вздохнул: — А погода-то и не меняется!

— И когда же вы заподозрили, что Мэй был убит, мой господин? — не отступал Tao Гань.

Судья Ди привычно сложил руки:

— Еще до того, как домоправитель сказал мне, что фонарь в зале горит до полуночи, у меня было смутное подозрение, что тут что-то не сходится. Дело в том, Tao Гань, что настоящий несчастный случай редко удается так точно воспроизвести, как то, что якобы произошло с господином Мэем. Только представь себе эту картину: свеча упала наверху, туфля посередине лестницы, испачканная кровью колонна и голова покойного — точнехонько возле нее. Слишком уж много подробностей! Словно кто-то нарочно нанизывал их