— Гнусный сын шакала! — взорвался Ма Жун. — Как только вы окончательно придете в себя, мы навестим этого мерзавца и я выбью из него полное признание!

Тайвэй вдруг почувствовал у себя на груди руку Бирюзы.

— Пожалуйста, не делайте этого! — попросила девушка. — Ведь господин Ху может погубить моего отца! — И она с горечью добавила: — Кроме того, у меня нет свидетелей. А кто поверит моему слову против такого влиятельного человека?

— Я! — выпалил Ма Жун. — Везде и всегда!

Девичьи руки обвились вокруг его шеи. Бирюза подтянула к себе голову Ма и поцеловала в губы, прильнув обнаженным телом к его широкой груди. Молодой воин стиснул ее в могучих объятиях.

Не было ни ухаживаний, ни робких признаний, что предшествуют первому поцелую. Под покровом тьмы ничто не мешало им целиком отдаться страсти. Ма Жун опустился на траву, одной рукой обнимая Бирюзу за плечи, а другой лаская тяжело дышащую грудь, и с ликованием подумал, что у него еще никогда не было столь восхитительной женщины. Так прошло немало времени, но Ма жалел лишь о том, что это не может длиться вечно. Однако первые слова Бирюзы подпортили ему настроение.

— Все равно это должно было когда-нибудь случиться, — как бы между прочим заметила она. — Кроме того, в такую бурную ночь, как эта, событием больше, событием меньше — значения не имеет!

Молодой человек был так потрясен, что утратил дар речи.

— Да, а как насчет одежды? — вдруг спросила девушка. — Здесь удивительно злющие москиты!

— Пойду поищу что-нибудь на задворках дома Ху, — пробормотал Ма Жун.

— Проклятая темнота, — ворчал, он себе под нос, пробираясь сквозь кусты. — Жаль, что мне не разглядеть ее лица! Бирюза сама все это затеяла, так неужели я ей ни капельки не нравлюсь? Уф — неровная земля и острые камни терзали босые ступни.

Тайвэй перелез через деревянную ограду и нашел в саду на веревке кое-какую одежду, развешанную для просушки и, видимо, забытую сбежавшими слугами. Ма Жун взял залатанную куртку и синие штаны.

— Не знаю, подойдет ли это вам, — сказал он, протягивая Бирюзе одежду, — но в такие длинные рукава очень удобно прятать ваши железные боевые шарики. Кстати, вы не брали их с собой сегодня?

— Нет. Я же говорила вам, что сделала глупость. Верно? Мне казалось, у такого человека, как господин Ху, столько женщин, что хватит на всю оставшуюся жизнь. А обуви там, случайно, не было?

— Я отнесу вас туда, где оставил свою.

Несмотря на возражения девушки, Ма подхватил ее на руки и тронулся в путь. Бирюза была не такой уж легкой ношей, но удовольствие от прикосновения щекой к ее щеке сполна вознаграждало за труды. Посадив ее у обочины дороги, молодой человек отправился на поиски своих вещей. Ма еще не утратил навыки лесного жителя, приобретенные за годы скитаний в «зеленых лесах», и место он отыскал без труда. Вернувшись, Ма Жун разорвал надвое шейный платок и подвязал к ногам Бирюзы задники слишком больших для нее туфель.

— Вот так, — улыбнулся он. — Конечно, вы не сможете скакать в них, как молодая лань, но, по крайней мере, не собьете свои изящные ножки. Где вы живете?

— Очень далеко отсюда, в старом квартале за даосским храмом.

Дальше они шли в неловком молчании. Ма Жун искоса поглядывал на спутницу, но в ночном сумраке не мог разглядеть ее лица и возобновить разговор не решался. Только когда они миновали мост Полумесяца, он застенчиво пробормотал:

— Я бы очень хотел снова встретиться с вами. Может быть…

Бирюза остановилась и, подбоченясь, окинула его презрительным взглядом:

— Если вы думаете, что это начало легкого и необременительного романа, господин тайвэй, я должна вас разочаровать. Вы меня спасли, и я честно расплатилась. Вот и все, понятно?

Пока глубоко уязвленный Ма Жун подыскивал ответ, она с горечью добавила:

— Мой отец прав. Все вы, знатные господа, уверены, что любая женщина из народа готова подчиняться вашим прихотям. Разве вам не достаточно жены и наложниц, мой друг?

— Я не женат! — с негодованием воскликнул Ма.

— Вы наверняка лжете! Не может быть чтобы господин вашего ранга не создал семью много лет назад!

— Ошибаетесь! Не стану врать, что за все эти годы у меня никого не было, но женой я так и не обзавелся. Порой те или иные женщины скрашивают мое одиночество, но постоянной подруги у меня нет. Видно, я еще не встретил свою девушку.

— Все вы так говорите, — холодно бросила она.

— Что ж, будь по-вашему, — устало проговорил Ма Жун. — Пошли. У меня сегодня еще много работы помимо проводов заблудших девиц.

— Слушаюсь, господин тайвэй.

— Оставьте в покое мой чин, глупая женщина! — выпалил он. — Я не принадлежу к числу вельмож, которые с пеленок получают звания, я сын лодочника и очень этим горжусь. Родился в Фулине, маленькой рыбацкой деревушке в провинции Цзянсу. Но это, конечно, пустой звук для такой глупой и высокомерной девицы, как вы.

Ма пожал плечами и насупился. Но Бирюза молча смотрела на него, не двигаясь с места, и оставалось лишь продолжать исповедь:

— Мой отец был прекрасным и сильным человеком. Одной рукой мог поднять мешок риса так же легко, как тюк перьев. Но кроме лодки, у нас ничего не было, а после смерти отца мне пришлось продать ее за долги. — Ма Жун снова замолчал.

— Я знаю, что такое долги, — тихо проговорила девушка. — А что было потом?

Отвлекшись от грустных воспоминаний, он поднял глаза.

— Ну, я всегда много занимался борьбой, неплохо управлялся с мечом, поэтому местный судья нанял меня в телохранители. Платил он хорошо, но был редким негодяем. Как-то раз этот мерзавец подло обошелся с одной вдовой, и я его ударил. Прямо в челюсть! — Ма Жун усмехнулся, сурово посмотрел на Бирюзу и проворчал: — Побить судью считается тяжким преступлением, пришлось удрать и спрятаться в «зеленых лесах», то есть стать разбойником с большой дороги, если вы не знаете этого выражения!

— Я знаю. И как же разбойник мог превратиться в тайвэя императорской стражи?

— Мне повезло встретить своего нынешнего начальника, величайшего мужа во всей Поднебесной. Он сделал меня своим помощником, и я служу у него последние пятнадцать лет. Я обязан ему своей карьерой, чином — словом, всем, что имею.

Девушка пытливо заглянула в его глаза.

— Вы и вправду из Фулиня? — спросила она на тамошнем диалекте.

— Семь преисподних! — воскликнул Ма Жун. — Вы что, из наших краев?

— Нет, там родилась моя матушка. Она была чудесной женщиной, но несколько лет назад умерла. — Бирюза неловко запнулась. —А мой отец — из «старожилов».

— Несмотря на не вовремя подставленную подножку, он мне понравился. Правда, немного ворчлив.

— Папа великий артист, — очень серьезно проговорила девушка. — Но в его жизни произошла страшная трагедия, а это ожесточает.

Они снова пустились в путь. Вскоре показалась крытая зеленой черепицей крыша даосского храма. Большие бумажные фонари над входом еще горели.

Девушка положила руку на плечо Ма Жуна:

— Здесь мы распрощаемся. Отцу не надо знать о моей встрече с господином Ху. Я скажу ему, что случайно свалилась в канал.

Теперь, когда на лицо Бирюзы падал свет больших фонарей, Ма показалось, что холодок ушел из ее глаз, и он рискнул вновь попытать удачи.

— Я был бы рад увидеться с вами, — сказал он. — Просто для того, чтобы получше узнать друг друга. Где и когда мы сможем встретиться?

Девушка откинула со лба мокрые волосы:

— Что ж, коли так, приходите в «Дом Пяти Блаженств»… завтра в полдень. Я постараюсь там быть,