— У него могло быть там свидание с девушкой, — медленно произнес Колльберг, — или с осведомителем.
Роль Колльберга заключалась в том, что в дискуссиях подобного рода он всегда был оппонентом, однако на этот раз он сыграл ее неубедительно.
— Ты забываешь об одном, — возразил Меландер. — Вот уже в течение десяти дней мы обнюхиваем каждый угол в этом районе. И до сих пор мы не нашли никого, кто слышал бы о Стенстрёме до этого происшествия.
— Это ни о чем не говорит. В этой части города полно притонов и подозрительных заведений, где недолюбливают полицейских.
— Версию подруги в любом случае мы можем отбросить, если речь идет о Стенстрёме, — сказал Мартин Бек.
— Почему это? — мгновенно возразил Колльберг.
— Я в это не верю.
— Но ты согласен с тем, что так могло быть?
— Да.
— Хорошо. В таком случае отбросим ее. Пока.
— Итак, главный вопрос: что Стенстрём делал в том автобусе? — Сказав это, Мартин Бек сразу же встретился со встречным вопросом.
— А что там делал неопознанный?
— Его мы можем временно оставить в покое.
— Вовсе нет. Его присутствие там точно так же достойно внимания, как и присутствие Стенстрёма. Тем более, что нам неизвестно, кто это был, куда он ехал и по какому делу.
— Он попросту ехал в автобусе.
— Попросту ехал?
— Да. Многие, кому негде жить, поступают так. За крону можно проехать дважды из конца в конец. А это два часа.
— В метро теплее, — заметил Колльберг. — Кроме того, в метро можно ездить сколько угодно, главное, не выходить со станции, а только пересаживаться с одного поезда на другой.
— Да, конечно, но…
— Ты забываешь об одной важной вещи. У неопознанного были не только крошки гашиша и других наркотиков в карманах. У него оказалось больше денег, чем у всех остальных пассажиров, вместе взятых.
— Это исключает подозрение, что речь идет о грабеже, — вставил Меландер.
— Не будем забывать, — сказал Мартин Бек, — что, как ты сам упоминал, эта часть города буквально нафарширована притонами и пансионатами особого рода. Возможно, он жил в одной из этих дыр? Нет, давайте вернемся к главному вопросу: «Что Стенстрём делал в автобусе?».
Почти минуту они сидели молча. В кабинете за стеной звонил телефон. Время от времени до них доносились голоса Гюнвальда Ларссона и Рённа. Наконец Меландер спросил:
— А что Стенстрём умел делать?
Ответ знали все трое. Меландер кивнул и сам ответил на свой вопрос:
— Стенстрём умел следить.
— Да, — подтвердил Мартин Бек. — В этом деле он был ловким и упрямым. Он мог неделями за кем-нибудь ходить.
— Помню, как он довел до бешенства того сексуального маньяка, который убил девушку на Гёта- канале, четыре года назад.
— Он буквально затравил его, — сказал Мартин Бек.
Никто не возразил ему.
— Уже тогда он умел это делать. А потом научился еще лучше, — заметил Мартин Бек.
— Ты наконец спросил у Хаммара, — внезапно оживился Колльберг, — чем Стенстрём занимался летом, когда мы изучали нераскрытые дела?
— Да, — ответил Мартин Бек. — Но из этого ничего не вышло. Стенстрём был у Хаммара, они разговаривали об этом. Хаммар предложил ему несколько дел, каких, он уже не помнит, однако тот отказался, так как эти дела оказались слишком старыми. Вернее, Стенстрём был слишком молод. Ему не хотелось заниматься тем, что произошло, когда ему было десять лет и он еще играл на улицах Халстахаммара в полицейских и преступников. В конце концов он решил остановиться на том исчезнувшем, которым занялся и ты.
— Он никогда не говорил об этом, — сказал Колльберг.
— Очевидно, он ограничился тем, что там было написано.
— Очевидно.
Молчание снова прервал Меландер. Он встал и спросил:
— Ну и к какому же выводу мы пришли?
— Честно говоря, непонятно, — констатировал Мартин Бек.
— Извините, — сказал Меландер и вышел в туалет.
Когда дверь за ним закрылась, Колльберг посмотрел на Мартина Бека и сказал:
— Кто сходит к Осе?
— Ты. Это занятие для одного человека, и ты лучше всего для него подходишь.
Колльберг ничего не ответил.
— Тебе не хочется? — спросил Мартин Бек.
— Не хочется. Но я схожу.
— Сегодня вечером?
— Да, но только предварительно мне нужно уладить два дела. Одно в Вестберге и одно дома. Позвони ей и скажи, что я приду около половины восьмого.
Через час Колльберг пришел к себе домой на Паландергатан. Было около пяти, но уже давно стемнело.
Жена, одетая в старенькие джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, красила кухонные табуретки. Рубашка принадлежала Колльбергу, однако он давно не носил ее. Гюн подвернула рукава и небрежно подвязала полы. Руки, ноги и даже лоб у нее были измазаны краской.
— Разденься, — сказал Колльберг.
Она замерла с поднятой кистью и руке и испытующе посмотрела на него.
— Тебе совсем невтерпеж? — с улыбкой спросила она.
— Да.
Она сразу стала серьезной.
— Ты должен уйти?
— Да, у меня допрос.
Она кивнула, опустила кисть в банку с краской и вытерла руки.
— Допрос Осы, это будет ужасно.
— Тебе нужна прививка?
— Да.
— Ты испачкаешься краской, — сказала она, расстегивая рубашку.
XX
Перед одним из домов на Клуббакен в Хегерстене какой-то мужчина, весь в снегу, пытался прочесть что-то на листке бумаги. Листок уже намок, чернила начали расплываться, и текст нелегко было прочесть при такой метели и слабом свете уличных фонарей. Однако, судя по всему, мужчине это наконец удалось.