поднялся в отдел расследования убийств, он не знал, как идет расследование дела Мальма. Был понедельник, двадцать пятое марта, и он впервые появился на работе после больничного.

Он не подходил к телефону после стычки с Максом Карлсоном в прошлый вторник, а в газетах не было ни слова о пожаре с тех пор, как умерла Мадлен Ольсен. Конечно, раньше или позже он получит медаль, однако и его героический поступок, и трагедия уже стали вчерашней новостью и имя Гюнвальда Ларссона затерялось где-то в самом дальнем уголке человеческой памяти. Мир был ужасен, и кровь буквально захлестывала первые страницы газет. Самоубийство не слишком удобная новость для шведской прессы, частично по эстетическим мотивам, частично из-за того, что причины большинства самоубийств, к сожалению, слишком уж очевидны, а пожар с тремя жертвами не может оставаться пикантной новостью слишком долго. К тому же полиция вовсе не снискала себе лавров; кроме того, до сих пор она не сумела прекратить эту отвратительную торговлю наркотиками, справиться с бесчисленными демонстрациями, гарантировать элементарную свободу передвижения по улицам. И так далее, и тому подобное.

Поэтому Гюнвальд Ларссон с нескрываемым изумлением уставился на многочисленную группу, которая выходила с совещания у Хаммара. Здесь были все: Меландер, Эк, Рённ, Стрёмгрен, а также Мартин Бек и Колльберг, два человека, с которыми он разговаривал очень неохотно и делал это только в случае крайней необходимости. Даже Скакке носился по коридору с торжествующим видом, словно уже достиг вершины той горы, у подножья которой до сих пор временно находился.

— Что здесь происходит, черт возьми? — спросил Гюнвальд Ларссон.

— Хаммар не может решить, где нам разместить наш штаб, здесь или в Вестберге, — хмуро ответил Рённ.

— А кого вы ищете?

— Одного субъекта по фамилии Олафсон. Бертил Олафсон.

— Олафсон?

— Будет лучше, если ты прочтешь это, — сказал Меландер, ткнув черенком трубки в отпечатанные листки.

Гюнвальд Ларссон прочел.

Он нахмурился, и по мере того как читал, выражение его лица становилось все более и более озадаченным. Наконец он положил документ и недоверчиво спросил:

— Что все это значит? Какая-то шутка?

— К сожалению, нет, — ответил Меландер.

— Одно дело — поджог, но зажигательная бомба в матраце… вы хотите сказать, что отнеслись к этому серьезно?

Рённ с мрачным видом кивнул.

— Разве такие штуки существуют?

— Хелм говорит, существуют. Их, по-видимому, изобрели в Алжире.

— В Алжире?

— Их любят применять в Южной Америке, — сказал Меландер.

— А что известно об этом чертовом Олафсоне?

— Исчез, — лаконично ответил Рённ.

— Исчез?

— Говорят, что он уехал за границу, но точно никто ничего не знает. Даже Интерпол не может его найти.

Гюнвальд Ларссон задумался, вертя в руках нож для разрезания бумаги. Меландер прокашлялся и вышел. В кабинет вошли Мартин Бек и Колльберг.

— Олафсон, — сказал Гюнвальд Ларссон, словно разговаривал сам с собой. — Тот тип, который снабжал наркотиками Макса Карлсона и контрабандным спиртным Рота. И был связан с автомобильными кражами Мальма.

— И фамилия которого значилась на регистрационной табличке в машине Мальма, когда того остановили за превышение скорости на Сёдертельевеген, — сказал Мартин Бек. — Для того, чтобы его взять, ребята из отдела краж не спускали глаз с Мальма. Они ожидали появления Олафсона и полагали, что Мальм даст на него показания, чтобы спасти свою собственную шкуру.

— Так значит, все это дело завязано на Олафсоне. Его имя появляется то здесь, то там.

— Думаешь, мы этого не заметили? — недовольно сказал Колльберг.

— Значит, остается только найти его, вот и все, — с триумфом заявил Гюнвальд Ларссон. — Наверняка, именно он поджег дом.

— Этот субъект бесследно исчез, — воскликнул Колльберг. — Ты что, этого не понял?

— А почему бы нам не поместить объявление в газетах?

— Потому что этим мы можем его насторожить, — ответил Мартин Бек.

— Как можно насторожить человека, который исчез?

Колльберг с утомленным видом посмотрел на Гюнвальда Ларссона и пожал плечами.

— Боже, до чего человек может быть глуп, — сказал он.

— До тех пор, пока Олафсон думает, что мы считаем, будто бы Мальм покончил с собой, а газ взорвался случайно, он чувствует себя в безопасности, — спокойно объяснил Мартин Бек.

— Почему же в таком случае он не появляется?

— Хороший вопрос, — похвалил Рённ.

— У меня есть другой вопрос, — произнес Колльберг, глядя в потолок. — В прошлую пятницу мы беседовали с Якобсоном из отдела наркотиков, и он сообщил, что Макс Карлсон, когда его доставили сюда во вторник, выглядел так, словно кто-то пропустил его через мясорубку. Интересно, кто бы это мог быть?

— Карлсон признался, что Олафсон снабжал товаром его, Рота и Мальма, — сказал Гюнвальд Ларссон.

— Сейчас он так не говорит.

— Но мне он сказал именно это.

— Когда? Тогда, когда ты его допрашивал?

— Точно, — невозмутимо ответил Гюнвальд Ларссон.

Мартин Бек вынул сигарету из пачки «Флориды», оторвал фильтр и сказал:

— Я уже говорил тебе раньше и предупреждаю опять, Гюнвальд. Рано или поздно тебе это выйдет боком.

Зазвонил телефон, и Рённ поднял трубку.

Гюнвальд Ларссон равнодушно зевнул.

— Ага. Ты так полагаешь?

— Я не только так полагаю, — угрюмо произнес Мартин Бек, — я в этом убежден.

— Я сейчас не могу говорить, — сказал Рённ в телефонную трубку. — Исчезла? Но это невозможно. Ничто не может бесследно исчезнуть. Да, да, я понимаю, что он расстроен… что… передай, что я его люблю и скажи ему, что нельзя плакать из-за того, что какая-то вещь исчезла. У нас тут, между прочим, человек исчез. Так мне что же, садиться и плакать? Если кто-то или что-то исчезает, то в таком случае… что?

Все присутствующие с любопытством смотрели на него.

— Да, вот именно, пропажу нужно искать до тех пор, пока ее не найдешь, — сказал Рённ и со стуком положил трубку.

— А что исчезло? — спросил Колльберг.

— Ну, моя жена…

— Что? — сказал Гюнвальд Ларссон. — Унда исчезла?

— Нет, — ответил Рённ. — Я подарил нашему малышу в день рождения пожарную машину. Она стоит 32 кроны н 50 эре. А теперь он ее потерял. Дома, в квартире. Сейчас он плачет и требует другую пожарную машину. Исчезла, ничего себе? С ума можно сойти. В моей собственной квартире. Она была вот такой величины.

Он растопырил пальцы.

— Да, это любопытно, — сказал Колльберг.

Рённ все еще сидел с растопыренными пальцами.