раздражало. Подходящая черта для императорского палача.

— И что? — спросил Ксерий. Голос у него едва не сорвался. Все его страсти, казалось, усилились и грозили самыми неожиданными превращениями: из скуки — в ярость, от мелкой обиды — к страданию.

— Бог Людей, этот человек не похож ни на кого из тех, кого мне доводилось видеть.

А вот что Кимишу, с точки зрения императора, было совершенно не к лицу, так это его страсть к театральности. Он говорил не спеша, выдерживая паузы, точно завзятый актер, с таким видом, как будто весь мир — всего лишь хор при нем. Суть дела Кимиш ревниво приберегал напоследок и выдавал ее в согласии с законами повествования, а никак не со срочностью и необходимостью.

— Твое дело, Кимиш, получать ответы! — отрезал Ксерий. — Почему мне приходится допрашивать палача?

Кимиш пожал плечами.

— Ну, иногда лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать, — сказал он и взял с подставки, стоящей подле советника, небольшие щипцы. — Вот, поглядите.

Он опустился на колени и взял в левую руку одну из ног советника. И принялся медленно, со скучающим видом профессионала сдирать ноготь с пальца.

Ничего. Ни стона, ни звука. Старческое тело даже не вздрогнуло.

— Это не человек! — ахнул Ксерий и отшатнулся. Прочие застыли, ошеломленные. Император обернулся к Кемемкетри — тот покачал головой, — потом к Скалетею, и тот прямо сказал:

— Здесь никакого колдовства нет, о Бог Людей.

Ксерий развернулся к своему советнику.

— Что ты такое?! — вскричал он.

Старческое лицо усмехнулось.

— Я большее, Ксерий. Я нечто большее.

Это не был голос Скеаоса — это был шум словно бы множества голосов.

Земля поплыла под ногами Ксерия. Он ухватился за Кемемкетри — тот невольно отшатнулся от хоры, болтавшейся на шее у императора. Ксерий взглянул в глумливое лицо колдуна. «Имперский Сайк!» — мысленно взвыл он. Коварные. Лелеющие тайные помыслы и замыслы. Только у них есть такие возможности. Только они могли…

— Ты лжешь! — крикнул он великому магистру. — Без колдовства тут обойтись не могло! Я чувствую в воздухе его отраву! Вся комната воняет колдовством!

Он отшвырнул перепуганного колдуна наземь.

— И этого раба ты подкупил! — орал Ксерий, указывая на Скалетея, который сделался белее мела. — А, Кемемкетри? Грязная, нечестивая шавка! Это твоих рук дело? Сайк возжелал сделаться Багряными Шпилями западных земель, да? Превратить своего императора в марионетку?

Ксерий запнулся на полуслове и выпустил колдуна — в дверях появился Конфас. Рядом с ним стоял колдун Завета. Помощники Кемемкетри поспешно подняли своего великого магистра на ноги.

— Эти ваши обвинения, дядюшка… — осторожно заметил Конфас. — Быть может, они несколько поспешны…

— Может быть! — бросил Ксерий, расправляя свое одеяние. — Но чем ближе нож, тем опаснее, как сказала бы твоя бабушка.

Он перевел взгляд на плотного человека с квадратной бородой, стоящего рядом с Конфасом, и спросил:

— Это и есть адепт Завета?

— Да. Друз Ахкеймион.

Человек неловко опустился на колени, коснулся лбом земли и буркнул:

— Привет вам, Бог Людей.

— Ах, эти встречи властителей и магов! Во время них все время чувствуешь себя не в своей тарелке, не правда ли, адепт?

Острое смятение, владевшее им всего несколько секунд тому назад, было забыто. «Быть может, оно и к лучшему, что этот человек сознает, о сколь важных вещах сейчас идет речь», — подумал Ксерий. Он почему-то счел нужным побыть любезным.

Колдун посмотрел на него вопросительно, потом опомнился и опустил взгляд.

— Я ваш раб, Бог Людей, — пробормотал он. — Что вам угодно?

Ксерий взял его за руку — он подумал, что это совершенно обезоруживающий жест: император держит за руку человека из низшей касты! — и провел его мимо других к распростертому на столе Скеаосу.

— Вот видишь, Скеаос, — сказал Ксерий, — чего мы только не делаем ради твоего удобства!

Старческое лицо осталось бесстрастным, однако в глазах вспыхнула странная напряженность.

— Заветник… — произнесло это существо.

Ксерий взглянул на Ахкеймиона. Лицо адепта было непроницаемо. И тут Ксерий ощутил это: ощутил ненависть, исходящую от бледной фигуры Скеаоса, как будто старик узнал колдуна Завета. Распростертое тело напружинилось. Цепи натянулись, звенья их скрежетнули. Деревянный стол заскрипел.

Колдун Завета отступил на пару шагов.

— Что ты видишь? — прошипел Ксерий. — Это колдовство? Да?!

— Кто этот человек? — спросил Друз Ахкеймион. В голосе его звучал нескрываемый ужас.

— Мой главный советник… он был им тридцать лет.

— А вы… допрашивали его? Что он сказал? Колдун почти кричал. Что это в его глазах? Неужто паника?

— Отвечай, заветник! — воскликнул Ксерий. — Колдовство это или нет?!

— Нет.

— Врешь, заветник! Я это вижу! По глазам твоим вижу!

Колдун посмотрел ему прямо в глаза. Взгляд его был напряженным, как будто он пытался понять слова императора, сосредоточиться на чем-то, внезапно сделавшемся чересчур тривиальным.

— Н-нет… — выдавил он. — То, что ты видишь, — это страх… Колдовство тут ни при чем. Либо же это колдовство иной природы. Незримое для Немногих…

— Я же вам говорил, Бог Людей! — встрял сзади Скалетей. — На мисунсаев всегда можно положиться. Мы не имеем никакого отношения к…

— Цыц! Молчать! — возопил Ксерий.

То, что некогда было Скеаосом, зарычало…

— Мета ка перуптис сун рангашра, Чигра, Мандати, Чигра-а! — захрипел старый советник.

Голос его окончательно утратил всякое сходство с человеческим. Он выгибался и бился в своих цепях, под старческой кожей переливались тонкие, стальные мышцы. Из стены вылетел один из болтов.

Ксерий отшатнулся назад следом за колдуном.

— Что он говорит? — выдохнул император.

Но колдун замер, как громом пораженный.

— Цепи!!! — крикнул кто-то — кажется, Кимиш.

— Гаэнкельти!.. Конфас!!! — растерянно вскричал Ксерий, отступая еще дальше.

Старческое тело металось по выгнутому дереву, точно клубок голодных змей, зашитый в человеческую кожу. Из стены вылетел еще один болт…

Гаэнкельти умер первым: у него была сломана шея, так что, когда он рухнул ничком, голова запрокинулась на спину, мертвым лицом вверх. Лопнувшая цепь хлестнула по лицу Конфаса, и он отлетел к дальней стене. Токуш упал, точно сломанная кукла. «Скеаос?!!»

Но тут раздались эти слова! Слова полыхнули, и комнату омыло ослепительным пламенем. Ксерий взвизгнул и упал. Над ним прокатился порыв огненного ветра. Камень потрескался от жара. Воздух пошел рябью.

И он услышал рев заветника: