человек лет на десять постарше Мазура, безукоризненно одетый, осанистый, по советским меркам тянувший даже не на первого секретаря обкома — гораздо выше. Положительно, персона была совершенно иного полета, нежели спутанный Лукич (именно «полета», а не вульгарного «пошиба»). Тем более что в руке у незнакомца Мазур усмотрел телефончик «Верту», стоивший не менее тридцати тысяч баксов, — игрушка опять-таки недостижимая для Лукича, какую бы жирную зарплату ему ни платили. Вот так оно будет лучше, подумал Мазур. Настоящая персона пожаловала...

Мимоходом заглянув в комнату, где томились связанные качки вкупе со сволочной бабой Надей, незнакомец хмыкнул без малейшей озабоченности на лице, скорее весело, подошел к Мазуру и протянул руку:

— Меня зовут Михаил Петрович. Фамилия вам ничего не скажет, хотя у меня нет причин ее скрывать, и, если желаете...

— Всему свое время, — сказал Мазур.

— Пройдемте в кабинет? — войдя в приемную, Михаил Петрович с жалостью покосился на секретаршу, откровенно страдавшую: — Вы даже с бедной девочкой решили поступить, как со всеми, не делая исключений?

— В подобной ситуации и в подобном помещении исключений ни для кого делать нельзя, — сказал Мазур, — поскольку такая вот милая девочка может запросто шарахнуть в спину из чего-нибудь огнестрельного...

— Логично. Уважаю здоровый педантизм... Пойдемте? — оказавшись в кабинете, Михаил Петрович сразу прошел к спутанному хозяину и, вежливо с ним раскланявшись, произнес: — Должен отметить, милейший Василий Лукич, что я восхищен вашими профессиональными качествами, которые вы столь блестяще продемонстрировали...

На лице Лукича изобразилось страдание, вполне искреннее, — но Мазуру нисколечко не было его жалко.

— Пойдемте в машину?

Мазур вышел следом за ним в ту дверь и оказался в коротком коридоре, где в выжидательных позах стояла парочка милых молодых людей при галстуках и подмышечых кобурах — последнее Мазур моментально просек тренированным глазом.

— Максим, распутайте этих... — небрежно распорядился Михаил Петрович, слегка поведя подбородком, — а мы с Кириллом Степановичем немного прокатимся...

На улице дожидался даже не «роллс-ройс» — огромный черный «майбах», что Мазур не мог не оценить. Они уселись на заднее сиденье, чудо германского автопрома бесшумно поплыло со двора, и следом, Мазур отметил машинально, двинулся черный джип.

— Вы, должно быть, несколько разозлены после тех... гм, мер убеждения, которые к вам были применены?

— Мягко сказано, — сказал Мазур.

— Это, конечно, не назовешь джентльменской игрой, — кивнул Михаил Петрович. — Но вы же умный человек, Кирилл Степанович, и, быть может, согласитесь со мной: все, что произошло, стало возможным исключительно из-за того, что вы занялись неким... приработком. О, я вовсе не осуждаю вас за стремление подзаработать — вы в какой-то степени восстанавливали справедливость... Я о другом. Неимоверно труднее было бы достать вас, продолжай вы официальную службу на благо России — без другой, потаенной жизни. А занявшись вашими нынешними делами, вы, нравится вам это или нет, оказались в ином пространстве, где действуют другие, простите за вульгарность, понятия...

— Понимаю.

— Ну что ж, кажется, вы вполне искренне это говорите...

— Меня, собственно, злит не само давление, — сказал Мазур, — а то, что в качестве инструмента вы выбрали вульгарного Лукича. Я не страдаю манией величия, но все же, смею думать, заслуживаю в качестве делового партнера кого-то повыше рангом...

— Вы совершенно правы, — безмятежно сказал Михаил Петрович. — Надеюсь, я вас устраиваю?

— Вполне, — сказал Мазур. И тут же поторопился добавить: — Но это еще не значит, что я принимаю ваши предложения...

— Ну разумеется, разумеется! Что до Лукича, а также других событий... Видите ли, теперь можно признаться откровенно: я хотел устроить несколько тестов. Проверить вас, так сказать, в полевых условиях. Вашу реакцию на определенные внешние раздражители, ваши поступки, ответные ходы... Согласитесь, вполне разумное желание для человека, который намеревается выплатить вам, если все пройдет гладко, громадное вознаграждение. Должен сказать, ваше поведение — выше всяких похвал. Между тем — теперь можно признаться — все, кто находился в офисе Василия Лукича, конечно, кроме секретарши, были заранее проинструктированы, что могут столкнуться с вашей... э-э, резкой реакцией. И тем не менее вы их всех спеленали. Почему?

— Инструкции инструкциями, а человеческая психология — вещь специфическая, — сказал Мазур. — В подсознании у них было забито совсем другое. Лукича развратила многолетняя служба в советском ГБ, он себя подсознательно считал неприкосновенной персоной, которую никто не рискнет и пальцем тронуть. А его мальчики... Им, судя по всему, казалось, что для меня одного их слишком много. Обычные охраннички без боевого опыта...

— Прекрасно. Я в вас не ошибся... Один из моих консультантов предсказывал именно такой финал событий — с той же мотивировкой, что и вы...

— Очень уж хорошо меня научили воевать, — сказал Мазур.

— И отлично. Потому что именно это умение нам и нужно.

— Кому это — нам?

— Ну, Кирилл Степанович... Серьезным людям. Очень серьезным. Находящимся на той ступеньке общественной лестницы, где вульгарные термины вроде «мафии», «криминала» и прочего просто-напросто неуместны. Слово «олигарх», кстати, я тоже терпеть не могу — во-первых, оно не вполне отвечает тому содержанию, что вкладывают в него за рубежом, а во-вторых, в последнее время, в свете известных событий, весьма неприглядный оттенок приобрело. А посему не будем жонглировать терминами. Считайте нас Очень Серьезными Людьми — и это будет полностью соответствовать истине... Возьмите, это ваше.

Он положил на колени Мазуру коричневую кожаную папку, не особенно и большую, довольно легкую. Мазур взял двумя пальцами черную узенькую застежку, потянул. Внутри в два ряда, в два слоя лежали аккуратные пачки стодолларовых бумажек. Двадцать штук.

— Двести тысяч, — сказал Михаил Петрович. — Это не аванс. Это, можно сказать, подъемные — помните, был такой советский термин? — а можно сказать, компенсация морального вреда, причиненного нашими усилиями. Это в полном смысле слова ваши деньги. Вы можете отказаться от моего предложения, выйти из машины и преспокойно удалиться с деньгами под мышкой. Никто никогда не причинит вам никакого вреда, все старое будет забыто. И живите в свое удовольствие, продолжайте потрошить неисправных должников... — Михаил Петрович цепко взглянул на Мазура и стал из улыбчивого очень серьезным: — Но разве это занятие для человека вашего полета? Вы ведь, по нынешним меркам, зарабатываете этой, с позволения сказать, халтуркой сущие копейки. И, коли уж вы решились встать на нынешний путь, вас до конца дней будет грызть сожаление об упущенной возможности без особых хлопот и не столь уж серьезного риска заработать несколько миллионов долларов.

— Несколько — это сколько?

— Я сейчас не могу ответить точно, — сказал Михаил Петрович. — Потому что вас, собственно говоря, ждет не вознаграждение, а процент от некоей сделки, ее конечная сумма пока что неизвестна, а следовательно, невозможно вычислить и ваш процент. Одно могу сказать с уверенностью: «несколько» — это, безусловно, больше одного миллиона. Но меньше десяти, предупреждаю сразу. Между одним и десятью — заранее можно сказать, уж, безусловно, больше одного-двух...

— Хотите сказать, такие деньжищи можно заработать без «особых хлопот и не столь уж серьезного риска»?

— Ну конечно, будут и хлопоты, и риск. Но они не достигнут того пика, какого достигали во времена