окончательном решении.

– Отчего же не завтра?! - спросил Фолькон.

– Прошу простить меня, хире грейскомиссар, но завтра я чрезвычайно занят. И если я решу принять ваше предложение, мне тем более необходимо будет разобраться с делами.

– Что ж, это разумно, - сказал Баффельт. - Я совершенно не вижу, почему бы хире Бофранку не подумать пару дней.

– Да, но каждый день - это еще один труп! - возразил Фолькон.

– Полноте, хире грейскомиссар. В местах, подобных Бараньей Бочке, убивают за медный грош, за опрометчивое слово, в конце концов, просто ради пьяного куража. Один или два трупа ничего не изменят, разве что прибавят славы злокозненному упырю. Я прошу вас об одном: сообщите мне, если хире Бофранк примет предложение.

– Разумеется, - кивнул Фолькон.

Поскольку карета все еще ждала Бофранка, он сел в нее и велел вознице ехать на Дровяной холм, с которого видны были крыши Бараньей Бочки. Вместо дров и древесного угля в столице все больше и больше входил в употребление «морской уголь», привозимый на кораблях из Демрекке и с южных островов. Насколько знал Бофранк, многие жаловались на зловоние при его сжигании; в самом деле, из труб валил необыкновенно черный и гадкий дым, осыпающий все внизу жирною сажей. Однако запрета на ввоз, продажу и использование угля не следовало, только соломенные и дощатые крыши бедных домов из опасения пожаров постепенно заменяли красной черепицею, которая выглядела в лучах предзакатного солнца ярко и празднично. Впрочем, применительно к моменту уместнее было бы сравнить ее с разбрызганными там и сям пятнами крови.

Конестабль стоял под сенью яблоневых деревьев и думал. Жизнь его, вот уже столько времени протекавшая спокойно, вступала, очевидно, в новое русло, полное порогов, поворотов и перекатов. Вначале визит юного Мальтуса Фолькона, затем - странные подметные письма, встреча с Демелантом, коего Бофранк не чаял уже увидеть никогда, кошмарные сны… что же дальше?!

– Прошу прощения, хире, - окликнул возница, - но уже темнеет! Что бы нам вернуться? Место тут неспокойное…

– Погоди еще немного, - велел Бофранк. Что ж, возможно, он и примет предложение.

То, что он вновь понадобился Баффельту, заинтриговало конестабля. Он не ведал, что будет дальше, но грейсфрате вспомнил о нем неспроста. Ведь отношение Баффельта к деяниям упыря из Бараньей Бочки проявилось в последних его словах - стало быть, Бофранк надобен не только затем, чтобы изловить убийцу.

– Коли у вас есть ко мне дело, грейсфрате, извольте, - пробормотал Бофранк. - Но я не стану более куклою на веревочке, которую сподручно вертеть так, как угодно фигляру.

И, к несказанному облегчению возницы, он поспешил к карете.

– …Хире Волтц Вейтль, именующий себя Ноэмой Вейтль! Вы арестованы согласно указу о безнравственных деяниях и будете препровождены в канцелярию, где проведут удостоверение вашего пола. В вашем праве написание жалоб и челобитных, для того сообщаю, что мое имя - Раймонд Дерик, секунда-конестабль Секуративной Палаты.

Слова, сказанные человеком, который арестовал несчастного Вейтля - арестовал по доносу Хаиме Бофранка! - с самого утра звучали в мозгу конестабля так, словно он слышал их наяву. И сменялись они взволнованным шепотом Вейтля:

– Я не знаю, за что вы поступили со мной так; возможно, в том моя вина, что я не открылась вам с самого начала… Но откройся я, вы тут же покинули бы меня! А теперь… Теперь я должна бы проклянуть вас за гнусное предательство, но я не сделаю этого. Я люблю вас, Хаиме Бофранк, и буду любить все то время, что отпущено мне в этой жизни. Прощайте…

Ночная встреча и разговор с чирре Демелантом привели Бофранка в чрезвычайное смятение. Вернувшись домой, он так и не сумел заснуть, в чем было лишь одно преимущество - злополучный сон не посетил его. Промаявшись в постели до рассвета, Бофранк вяло позавтракал и стал размышлять, чем же занять себя до вечерней встречи с Волтцем. Занятий в Академии сегодня не было, ехать к Альгиусу без Жеаля не хотелось, а Жеаль уехал с поручением в предместье.

Потому Бофранк не нашел ничего лучше, чем наконец озаботиться судьбою бедного Волтца Вейтля. Что бы он там ни узнал при встрече, стоит к этому приготовиться.

В Фиолетовом Доме конестабль справился насчет Раймонда Дерика и узнал, что тот уж несколько лет как покоится с миром - будучи послан по служебным делам на остров Кепфе как раз в то время как там случилась оспа, он заболел и умер.

– Отчего бы вам не справиться в архиве, хире Бофранк? - спросил любезный чиновник, тутор Ирмгард. - Что там была за статья?

– Безнравственные деяния, хире Ирмгард.

– О, подобного рода бумаги вряд ли хранятся столь долго… Сами понимаете, в них нет особой нужды. И все же пойдите в архив и справьтесь у молодого хире Фолькона - это весьма разумный молодой человек, в отличие от иных недорослей.

Очевидно, Ирмгард говорил о своем чаде, которое обучалось на начальном курсе Академии и не снискало особых успехов. Поблагодарив чиновника и мысленно пожелав, дабы юный Фолькон отсутствовал, Бофранк в самом деле отправился в архив - и, конечно же, наткнулся на юношу: он что-то прилежно записывал в толстую книгу с металлическими застежками.

– Вот и пришлось навестить вас, хире Фолькон, - сказал Бофранк. Подняв глаза от своей работы, Фолькон смутился, покраснел и тотчас вскочил со словами:

– О, хире Бофранк! Я чрезвычайно рад… надеюсь, я смогу вам чем-то помочь?

– Боюсь, во время вашего визита ко мне мы расстались не слишком хорошо… - начал было Бофранк, но юноша перебил его:

– Нет-нет, не нужно! Я был виноват, я ворвался к вам, нарушил покой, наговорил глупостей, проистекающих из моих досужих измышлений… Я рад буду загладить свою вину, хире Бофранк, только лишь скажите мне, что я должен сделать для вас!

– Ничего особенно трудного - всего лишь помогите найти в архивах дело некоего Волтца Вейтля, осужденного за безнравственные деяния… Занимался им ныне покойный конестабль Дерик, - сказал Бофранк, весьма обрадованный тем, что приятный и милый юноша ничуть не держит на него зла.

Мальтус Фолькон сверился с формулярами, потом скрылся за высокими полками, сплошь заваленными свитками и книгами, но спустя самое малое время вернулся с печальным выражением лица.

– Прошу простить меня, хире Бофранк, но помочь не смогу. Во-первых, у нас нет нужды хранить дела подобного рода чересчур долго, во-вторых, оно оказалось в числе тех, что были пожраны и попорчены