старались, ссылаясь на буллу, свести счеты с судейскими, чиновниками Секуративной Палаты или гардами, отмечавшими их прегрешения и лихоимства. Конечно, простого гарда могли возвести на костер или виселицу, сказавши, что он, по сути, обычный наемник, специальных знаний и доверия не получавший, но Бофранк не был простым гардом.
Броньолус аккуратно закрыл книгу, поцеловал переплет и спрятал ее где-то на груди.
– Что же до происходящего в вашем селении, - сказал он, - то, несомненно, дьявол суть виновник и преступник здешний. Я ничуть не сомневаюсь в этом. Я также рад, что среди нас присутствует почтенный хире Бофранк, помощь которого будет очень кстати. Я прошу вас, встаньте, хире Бофранк.
Конестабль и так стоял, а потому лишь сделал несколько шагов вперед, на свет.
Броньолус простер к нему руку и воскликнул:
– Я полагаю, вместе с достойным хире Бофранком мы должны оградить селение от происков нечистого. Моя вера и его опыт и ум тому порукой. Если же не содеем мы обещанного, пусть падет на нас кара господня, как на негодных учеников и старателей его!
Кое-кто из сидящих на скамьях пал на колени в проходах и принялся усердно молиться, в то время как Броньолус сказал:
– Подойдите сюда, хире Бофранк.
Конестаблю ничего не оставалось, как пойти к кафедре. Когда он двигался по проходу, то среди прочих обратил внимание на молодого Патса, крайне набожно сложившего руки, и давешнего карлика, прижавшегося к суровой остролицей женщине.
Подойдя к Броньолусу, конестабль встал слева от него, пребывая гораздо ниже последнего, ибо стоял на полу, а тот - на кафедре.
– Скажите, хире, веруете ли вы и сильна ли ваша вера?
Это было ловушкой, и конестабль, не имея времени на раздумья, сказал прямо:
– Не верую, грейсфрате.
Кто-то в зале вскрикнул, по скамьям пробежала рябь взволнованного шепота.
– Что же так? - с печальным участием спросил Броньолус.
– Вам ли не знать? В столице не редкость, когда люди более веруют в разум человека, нежели в высшие предначертание и промысел.
– Как же вы, не веруя, хотите истребить зло?
– Так же, как делал это не раз, - ответил Бофранк. Он понял, что выступил не лучшим образом, и Броньолус сможет играть на этой его слабости так, как ему заблагорассудится, но лгать не хотелось. В конце концов, он здесь чужой, и что ему оттого, что любить его, нелюбимого, станут еще меньше? С приездом Броньолуса, как он понял, дело еще более запутается, и никакого просвета уже не увидишь, кроме как отсветов костра, на котором сожгут виновного… или невиновных, что еще вероятнее. Грейсфрате прибыл с одной надеждой - доказать неустанность происков дьявола, презрев «заговор епископов». Он сделает все, чтобы вышло по его разумению и желанию, конестаблю останется лишь попробовать опередить Броньолуса и направить с уведомлением гонца в столицу Но пока он не видел никаких возможностей победить. Хотя и проигрывать так просто не собирался.
– Отчего же ваше неверие? - так же печально и жалостливо вопросил грейсфрате, нагнувшись с кафедры.
– От сомнений, - сказал Бофранк. - От разумных сомнений. А теперь не позволите мне идти? Если вы, грейсфрате, служите господу речами, то я привык к делам.
Это был единственный удар, какой мог нанести конестабль. Слабый и никчемный, к тому же разрушающий слабую надежду на сотрудничество, но Бофранк в последнее все равно не верил.
На улице он прислонился к дереву и одним духом допил все, что оставалось в бутылочке.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой Хаиме Бофранк неожиданным образом вспоминает о еще более неожиданной юношеской любви
Очищение - это болезненно! Это похоже на выдавливание гноя из вашего тела - это больно! Хотя в конечном итоге это благо - если гной удален, удален и яд, и рана вскоре заживет - но это больно!
Чего стоит человеческая любовь?
Бофранк не раз задумывался над этим; в одних случаях - листая фривольные романы Дестриера и Фабиана Асценфельде, в других - стоя над хладным трупом девушки, убиенной возревновавшим полюбовником, а то - бывало и такое - дошедшей до бешенства соперницей. Сам конестабль любил в своем понимании лишь один только раз, и свершилось это на заре юности, когда он познавал азы будущей службы. И сейчас, сидя перед горящим очагом, со стаканом вина в руке, он отчего-то вспомнил именно об этой поучительной истории.
Предмет своих воздыханий Хаиме Бофранк обрел, идучи после вечерних лекций в небольшую харчевню, где обычно ужинали его коллеги, обсуждая события дня и, несмотря на строгие запреты, в больших количествах поглощая вино и пиво. Разумеется, свою любовь он встретил не в харчевне, а на мосту, который высокой аркой вздымался над водами реки Оддре, пересекавшей город с севера на юго- восток.
Мост был выстроен еще во времена королевы Ильзе и, по легенде, королеве не понравился, отчего мастер поспешил утопнуть. Так ли это, Бофранк не знал, да и не о мосте речь. Речь о девушке в скромном, но со вкусом сшитом платье, выдававшем работу дорогого портного, которая стояла и смотрела вниз, в серую осеннюю воду. Весь ее вид выражал глубокую растерянность и печаль, и Бофранк, спешивший к ужину, вдруг остановился и со всем почтением спросил, не может ли чем помочь.
– Ах, наверное, уже поздно, - сокрушенно молвила девушка, показавшаяся Бофранку чрезвычайно красивой.
– Но у вас такой вид, словно вы готовы броситься вниз, - пошутил Бофранк, однако, уловив взгляд незнакомки, с ужасом обнаружил, что именно такие мысли и привели ее на мост.
– Вам лучше уйти, - попросила она, но Бофранк уже решил, как будет действовать далее.
– Прошу меня извинить, - сказал он, - но я, да будет вам известно, слушатель Секуративной Его Величества палаты. Для меня будет непростительным оставить вас здесь с тем, чтобы завтра ваше мертвое тело выловили из реки, а я, таким образом, не упредил бы преступления против порядка и господа, которым, вне всяких сомнений, является добровольное лишение себя жизни. Притом, как учили нас, нет