собою неведомым образом?
– Безумие начинается там, где замутняется или затемняется отношение человека к истине, - сказал Проктор Жеаль. - Это свидетельство равноденствия, наступившего в отношениях между тщетой ночных фантазмов и небытием суждений дневного света. Однако установить безумие как факт и выделить его из других фактов под силу не столько медицинской науке, сколько сознанию, болезненно восприимчивому к нарушению норм. Именно поэтому преимущество при вынесении вердикта о безумии имеют даже не представители государственной власти, а представители церкви.
– Вопрос в том, когда именно началось сие безумие, - с готовностью поддержал беседу Альгиус. - Коли грейсфрате Баффельт ничего дурного не сказал хире Бофранку о его деяниях, стало быть, как представитель церкви он никакого вердикта не вынес. Однако ж нам не ведомо - а ну как сам грейсфрате часть сего бреда?
– Того не ведаю, но есть у безумия и положительное свойство: оно с его звериной свирепостью предохраняет человека от грозящих ему болезней, благодаря безумию он достигает неуязвимости, сходной с той, какой природа со свойственной ей предусмотрительностью наделила животных. Помешательство в рассудке, возвращая безумца к животному состоянию, тем самым непосредственно вверяет его доброте природы, - продолжал Жеаль.
– И неплохо бы, кабы так, но твои слова, Проктор Жеаль, значили бы нечто, если бы ты точно был не часть бреда, что вокруг нас. А ну как ты, как и грейсфрате, тоже фантом?
– Беседа ваша как нельзя более успокоительна и оптимистична, - в раздражении заметил Бофранк, вставая. - Я всего лишь помыслил вслух, посетовал, а вы уж поспешили устроить философический спор!
– Все так, хире Бофранк, но… Ах, черт меня раздери и всунь мне в зад горящую свечку!
Последние слова толкователь сновидений буквально прокричал, подскочив с места, на коем сидел. С воплями Альгиус принялся ударять себя ладонью по лбу, именуя ослом, козлом, прожившей ум старухою, обезьянином и много кем еще. Спутники некоторое время глядели на него в преизрядном изумлении, после чего Бофранк спросил:
– Что с вами, хире Дивор? Не рехнулись ли вы ненароком? Или сие столь своеобразные муки голода?
– Глуп я, глуп, хире Бофранк, - отвечал Альгиус, скорчив прегадкую рожу. - Верно, лучше всего бы дать мне себе самому хорошего пинка под зад, но поскольку я сего не могу исполнить, не сделаете ли вы мне такое одолжение? Нет? Печально… А вы, хире Жеаль? Как, тоже? В таком случае я попробую сделать это сам, и да поможет мне господь, если он сейчас не занят и не спит.
Сказав так, Альгиус подскочил особенно диким образом, пытаясь пяткою ударить себя в область седалища, но не слишком в сем преуспел и упал в листья.
– Недурно было бы объяснить, что все-таки происходит, - пробормотал Проктор Жеаль, взирая на происходящее с превеликим недоумением. - Покамест мне кажется, что наш спутник рехнулся; не связать ли его, Хаиме?
– Помните, я сказал вам, что за пазухою у меня дрожит и шевелится Деревянный Колокол, стало быть, мы на верном пути?
– Помним, - кивнул субкомиссар, не понимая, к чему клонит Альгиус.
– Дурак я, дурак! - воскликнул толкователь и дал себе очередного тумака. - Почтенный Аккамус недаром говорил, что самое очевидное решение вопроса и есть самое верное.
– …Под именем «бог» теолог понимает бесконечное существо, превосходящее бесконечное множество различных видов вещей; если они существуют одновременно, то оно превосходит всех их, взятых не только в отдельности, но и вместе, - задумчиво сказал Бофранк.
– Что-что? - изумленно воззрился на него Альгиус.
– Покойный Броньолус цитировал мне Аккамуса - правда, не знаю уж, с какой целью, да я и не понял почти что ничего… Однако ж я отвлекся Что вы хотели нам поведать?
– Да то, что мы с каждым шагом все более удаляемся от логова гнусного упыря и идем совсем уж невесть куда! Помните зловонный овраг, в который я столь неудачно провалился? А теперь рассудите: к чему Клааке пожирать жертвы в одном месте, а обитать вовсе в другом?! Да еще столь далеко от его дверей в наш мир! И после этого я ли не дурак?! Я ли не осел?!
– Но Колокол… - начал было Жеаль, но Альгиус прервал его, визгливо вскричав:
– Колокол?! Колокол лишь предупреждал меня, что мы отдаляемся от места поисков наших! А я-то, скудный умишком, мнил, что колебания его суть знак приближения к упырю… Поторопимся: надобно еще найти обратную дорогу. А ежели мы ее не найдем, прошу вас, мудрые и почтенные хире, прибейте меня хорошенько!
Но обратную дорогу нашли без особенного труда, так что хорошенько прибивать Альгиуса не пришлось. Миновали странную харчевню, из которой все так же доносилась бесовская музыка; затем подошли к оврагу, непереносимое зловоние которого чувствовалось уже издалека.
– Неужто придется лезть туда? - в ужасе спросил Бофранк.
– Это ли самое гадкое, что вам приходилось делать в жизни? - поднял брови Альгиус. Субкомиссар промолчал, хотя ничего столь же гадкого и в самом деле припомнить не сумел.
Они разворошили листву и хворост, прикрывавшие овраг, и обнаружили довольно широкое отверстие вроде норы, уходившее, казалось, в самую глубь земли.
– Пусть у меня на лбу вырастет ослиный уд, если это не обиталище нашего доброго приятеля, - пробормотал Альгиус. - Если это искупит мою глупость, я готов полезть первым.
– Что нам с того, - проворчал субкомиссар, прикрывая лицо платком, - мы-то будем вдыхать тот же самый воздух… Но что если Клааке там нет?
– Тогда мы подождем его внутри. Думаю, там пещера или что-то подобное, ведь упырь не настолько уж мал.
– А не дождаться ли его здесь, снаружи? - предложил Жеаль.
– В этом есть смысл, - согласился Бофранк. - Что если мы поступим так вы спуститесь внутрь, а Проктор будет ждать тут, таким образом мы сможем напасть на Клааке с двух сторон одновременно.
– Все бы хорошо, да вот только мы не знаем, где упырь. А ну как он все же внутри? - возразил Альгиус, передавая Жеалю на сохранение Деревянный Колокол, дабы не попортить в подземных поползновениях своих. - Боюсь, что один я с ним не справлюсь… Но если вы настаиваете…
– Нет-нет, вы тоже правы, - поспешил заверить его Бофранк. - Что ж, поступим так: мы с вами спустимся в эту омерзительную дыру, а ты, милый Жеаль, жди здесь. Ежели услышишь пальбу или крики, действуй по своему разумению; если же внутри и в самом деле пусто, мы вернемся и подождем нечисть, укрывшись в кустах.
Сказав так, субкомиссар оборотился к толкователю, но успел увидеть лишь его ноги, исчезавшие во мрачной и зловонной тьме, и поспешил вослед.
Земляной коридор был шириною с бочку наподобие тех, в которых жители Дьеле и Сольмы солят морских раков и зеленую рыбу для продажи. Там и сям свисали коренья, осыпались струйки земли, и субкомиссар более всего опасался, что лаз, не снабженный ни крепями, ни упорами, обрушится над ними и похоронит заживо. Впереди пыхтел Альгиус, который, вопреки просьбам Бофранка, наотрез отказался зажигать факел, сказав, что, пока ход прямой и без ответвлений, заблудиться им негде, а смотреть тут вроде как и не на что.
– Хире Дивор! - окликнул его Бофранк в очередной раз.
– Что вам?
– Как вы полагаете, сей лаз прорыл сам Клааке?
– В сие мне мало верится… Скорее я сказал бы, что это огромная кротовая нора, вот только не могу представить я того крота, что ее вырыл.
Нельзя сказать, что данные слова как-то успокоили Бофранка. С отвращением сплюнув набившуюся в рот земляную пыль, он еще живее заработал локтями и коленями и тотчас уткнулся лбом в подошвы башмаков толкователя сновидений.
– Постойте, хире Бофранк! - сказал Альгиус. - Кажется, ход обрывается; сейчас я попробую
