С другой стороны, не хотелось бы повторения истерики со стеклянными бусами.
Я пытался совать Ей игрушки, показывал на коврик и под диван, надеясь, что Она догадается, где искать потенциальных душителей Ее ребенка. Но Она ничего не поняла.
И опять потащила меня в больницу (см. Девятый месяц, дни 22-23).
Это проклятое путешествие сорвало план великого побега.
Домой вернулись только к обеду. Но и тут я не смог взяться за дело. Она весь день таскала меня на руках — «а вдруг с ним что-нибудь случится?»
Незадача. Она ни на минуту не сводит с меня тревожных глаз. Наверное, Ей кажется, что сейчас начнется душераздирающая сцена из «Гибели крошки Нелл», и просто чудо, что я еще жив. Конечно, мне льстит подобное отношение, но, честно говоря, лучше бы Она сунула меня в манеж. У меня прямо руки чешутся, не терпится начать долгожданный великий побег.
Слава Богу, я опять в заточении, и ничто не может помешать моему плану.
Великий день побега.
Все прошло как в прекрасном сне. Как говорится, о'кэй, хай-фай, и все в порядке, бэби.
Начал я в десять, когда тюремщица удалилась развешивать белье.
Схватил обеими руками расшатанные планки, подтянулся, повис на них всей тяжестью тела и плюхнулся на попу.
Неудача. Они выстояли. Не сломленный, я бросился в бой. Проклятые деревяшки гнулись и трещали.
С третьей попытки — полный успех! Перекладина отломилась и грохнулась в манеж.
Правда, вертикальные планки снизу еще держались, но я без труда оторвал их совсем.
Попробовал протиснуться в дыру, но для упитанного ребенка в пухлом непромокаемом подгузнике и толстых ползунках проход был еще слишком мал.
Я взялся за другую перекладину. Она оказалась упорнее первой, но после шестой попытки не устояла. Ее я тоже быстренько оторвал.
И с трудом, но все же протиснулся на свободу.
Свобода! Воистину сладкое слово!
Недолго думая, я двинулся по единственно верному пути — ползком в холл и на лестницу. Я еще не лазал по лестнице, но меня это не смутило. Тяжело в учении, легко в бою. Я положил руки на вторую ступеньку, ноги подтянул на первую. Потом руки на третью, ноги — на вторую, и так далее.
Проще простого. Не знаю, чего они так бесились.
Правда, черт меня дернул взглянуть назад. Я отпустил одну руку и обернулся. Меня шатнуло. — увствуя легкую слабость в коленках, я прижался грудью к ступеньке, чтобы не упасть.
(Надо запомнить: ползунки — неподходящая одежда для лестничного альпинизма.
Равно как и носки — они скользят. Лучше всего надевать кроссовки.)
Моей целью была вершина. Не знаю почему. Наверное, потому, что именно там кончается лестница.
Три ступеньки отделяли меня от цели, и вдруг снизу раздался дикий вопль, приковавший меня к месту. Я узнал Ее голос, обернулся, и меня опасно качнуло.
Она стояла внизу. Смертельная бледность покрывала Ее лицо. От ужаса Она не могла шевельнуться.
— Не двигайся! Ради Бога, не двигайся! — кричала Она.
Верный себе, я не обратил внимания на Ее вопли. Я решил продемонстрировать Ей свои акробатические способности и пополз вниз. Спускаться по лестнице я тоже еще не пробовал, но разве меня останавливало когда-нибудь отсутствие опыта?
Ползти вниз оказалось гораздо труднее.
Сперва спускаешь одну ногу.
Потом другую.
И тут первый раз в жизни я почувствовал на себе силу земного притяжения.
Попытался вцепиться пальцами в ступеньку, но безуспешно. И, пересчитывая ступеньки животом, покатился вниз.
Точно как акробат без лонжи.
Она поймала меня на полпути вниз. Она рыдала, заливалась слезами. И прижимая меня к себе, кричала:
— Как же ты вылез из манежа? Как ты вылез?
(NВ: во время истерических припадков Она забывает повторять свои «мы» и «да, зайчик?».)
Конечно, Она зря дожидается ответа. Я не выдам ни имен, ни явок.
Несмотря ни на что, я сегодня хорошо поработал. Будем считать, что миссия завершена.
Она придумала мне новое развлечение. То есть отвлечение. Сегодня у Нее очень много дел. Непонятно зачем, но Она решила устроить «скромный парадный ужин».
(Напрасные надежды! Заранее ясно, что эта затея обречена на провал.)
Вот почему утром Ей необходимо было нарезать чеснок и нашпиговать им все, что попадет под руку.
А значит, меня нужно было нейтрализовать.
Она посадила меня в манеж. После недавних событий его неоднократно латали и укрепляли, и теперь единственный способ выбраться на свободу — это прорыть под ковром подземный ход. В манеж Она, как всегда, накидала гору пластмассовых погремушек, уточек, игрушечных телефонов, машинок и прочих предметов, потерявших всякую форму и потому неотличимых друг от друга. Этой дрянью я должен был играть, то есть стучать друг об друга, жевать, ломать и пачкать.
Ей давно пора понять, что подобная глупость не способна занять мое внимание хотя бы на триллионную долю секунды. Я не дал себе труда даже плюнуть на все это и сразу же заорал.
Она не может долго выдержать моего крика. Она успела надеть фартук и нарезать одну дольку чеснока — вот все, что она успела, прежде чем Ее настигла страшная мысль — СО МНОЙ СЛУЧИЛОСЬ ЧТО- ТО УЖАСНОЕ.
Кстати, это очень важный пункт в борьбе с родителями. Они могут вообразить, что ребенок кричит просто так, из вредности. В таком случае я бы рекомендовал резко переменить интонацию крика. Делается это так: нужно ненадолго замолчать, а потом разразиться таким душераздирающим воплем, что среднестатистический родитель тут же в панике бросится к любимому чаду.
Но если их и это не проймет, ничего не остается, как прибегнуть к старому доброму самострелу.
Право же, это только звучит страшно. Вполне удовлетворительное ранение можно получить, просто грохнувшись на пол или ударившись частью тела обо что-то твердое. Если попрактикуешься как следует, можно научиться получать наибольший визуальный эффект при наименьших потерях. И, хотя вовсе не больно, кричать обязательно нужно так, будто тебе выдирают ногти.
Вбежав в комнату и обнаружив истекающего кровью ребенка, родитель непременно схватит его на руки и, прижимая к себе, начнет причитать:
— Ах, бедная моя крошка! Ты поранился! Ах, какая же я гадкая мать/какой гадкий отец! Никогда себе не прощу!
Самое главное, действительно не простит. Унесет вину с собой в могилу.
Но вернемся к нынешнему утру. Она решила обезвредить меня с помощью нового занятия — включила телевизор.
— Смотри, — проворковала Она. — Вот детская передача, да, зайчик? Какие там зверушки, какое все
