Брут и Катта примчались встречать его, а за ними следом появилась Полли в костюме лилового цвета и в розовой блузке; в ушах у неё красовались опаловые сережки, и она явно посетила своего парикмахера. Квиллер же был одет в серые тона, выгодно оттенявшие его благородно седеющую шевелюру, серые глаза и седоватые – соль с перцем – усы.
– Видишь? Мои крошки тебе очень рады!
– Рады, потому что знают: я ненадолго, – пошутил он.
– Сегодня привезли мебель доктора Констебл, – сообщила Полли, когда они выезжали из «Ив». – Она сдала её на хранение, пока ожидала окончательного решения по разводу. Ей не терпелось выехать из Хиббард-Хауза. Она говорит, с появлением Олдена вся обстановка там изменилась.
– От чего – к чему?
– Она говорит, легкая семейная атмосфера превратилась во что-то казённое, до ужаса правильное… Дальше тебя, знаю, это не пойдёт.
– А ты видела свадебные объявления в сегодняшней «Всячине»?
– Нет, но мне звонили несколько человек. Что её побудило? Любовь? Одиночество? Практические соображения? Женщины считают его очень привлекательным. Но – не знаю, хорошо ли пересказывать это, – моя помощница, она из Локмастера, говорит, что у него репутация охотника за богатыми невестами.
У Квиллера мелькнула нехорошая мысль, но он её прогнал, а вслух сказал:
– Вайолет, видимо, очень спешит с изданием книги о Хиббард-Хаузе. Словно боится, что дом сгорит. Буши сфотографировал его внутри и снаружи… Но, так или иначе, моё дело – красиво изложить историю Хиббардов.
Это уклончивое высказывание было воспринято Полли, восхищавшейся его творениями, всерьёз.
В «Старой мельнице» их встретили восхищенные взгляды других посетителей и вопрошающие глаза Дерека Каттлбринка. Он усадил их под смертоносной косой на стене, говоря:
– Она, как я только что выяснил, из пластмассы. Если и упадёт, так разве что разбрызжет вам суп, а головы не снесет.
– Bon appetit, – закончил за него Квиллер.
Когда подошёл официант, они заказали: цыпленка по-венециански – для неё и филе по-сицилийски – для него.
За столом беседа шла о… словах.
О том, как Билл Тёмерик объяснял «почему» миссис Фулгров.
О том, что Коко очень нравятся «Старинные побасенки» Джорджа Эйда, потому что книжка такая крохотная.
О том, что Вайолет употребила слово «надевать», тогда как большинство сказало бы «одевать».
На десерт они взяли сливовый штрудель.
ВОСЕМНАДЦАТЬ
В субботу утром всё было тихо. Ни приветственных криков. Ни духового оркестра. Ни телевизионных камер. Был только Роджер Мак-Гилливрей, внештатный фотограф-репортер, подрабатывавший во «Всячине» по субботам и воскресеньям, которого послали осветить событие. Театр К. переименовывали в «Мастерскую искусств».
Огромные буквы, вырезанные из алюминия, были водружены прямо на здание из полевого шпата.
Введён этот стиль был гостиницей «Макинтош», а подсказан дизайнерами Фонда К. Теперь он стал популярным в каменной части города. В данном случае с переименованием была связана интрига: работы велись под покровом темноты, и буквы оставались под брезентом до официального открытия. Присутствовали на нём только Ларри Ланспик и Олден Уэйд, чтобы сняться на фоне обновлённого театра и вручить Роджеру пресс-релиз.
Квиллер был одним из приглашённых зрителей: как-никак, а новое название исходило от него. Новое название знаменовало новые инициативы Театрального клуба: уроки по актерскому мастерству, постановка голоса, курсы театрального гримера, работа с декорациями – всё под руководством Олдена Уэйда.
Пожелав новому начинанию успеха, Квиллер поспешил домой – в амбар, чтобы приступить к выполнению собственной программы: отправке своего хозяйства в Индейскую Деревню… и сочинению книги об историческом монстре Хиббард-Хаузе. Сейчас ему нужно было собрать рассказы о «большом доме на холме» от людей, которые в нём бывали.
Он снова обратился к Бородачу с предложением работы – была у него и ещё одна личная причина для разговора с этим молодым человеком.
Видимо, сиамцы чувствовали, что, пересекая лесной массив, приближается друг, и разыгрывали в кухонном окне сцену «Мы тебе несказанно рады»,
– Из-за чего они так бесятся? – спросил Кеннет.
– Из-за тебя! Поговори с ними.
– Эй, кошки!
– Садись к стойке, – предложил Квиллер. – Я разморозил сдобные булочки от Селии Робинсон. Надеюсь, ты пьёшь крепкий кофе. Ты знаком с Селией? Замечательная женщина. Когда я сюда переехал и начал заниматься одним небольшим расследованием частного порядка, она была моим секретным агентом. – Он наблюдал за реакцией Кеннета. Она последовала незамедлительно, но была сдержанной. – Теперь о Хиббард-Хаузе. С документами ты прекрасно справился. Но нам ещё необходимо собрать личные воспоминания старожилов, посещавших Хиббард-Хауз и – или – знавших эту семью. Твоим первым источником будет архив в публичной библиотеке. Следующее задание – звонок Торнтону Хаггису, историку-краеведу, чтобы получить имена членов Клуба старожилов, которым за восемьдесят. Я предупрежу его о твоём звонке.
Кеннет записывал.
– Я скажу Торну – он любит, чтобы его так называли, – что живые сюжеты лучше, чем дюжина мёртвых тел. Мой совет: договаривайся об интервью на субботу или воскресенье. Тебе понадобится машина для разъездов.
– Я могу попросить у Пегги её тачку.
– Нет. Ты не мальчик на побегушках, ты – профессионал. Найми машину, расходы – за мой счёт. Я дам тебе диктофон для записи интервью. У тебя есть вопросы?
Кеннет задал несколько толковых вопросов. Затем Квиллер задал ему свой вопрос
– Ты знаешь в Локмастере такую Кэти Мак-Дайармид? Она учится в журналистском колледже. Они с матерью приезжали на прошлой неделе навестить Данди. Он из кошатника миссис Мак-Дайармид. – Он говорил короткими предложениями, чтобы дать молодому человеку собраться с мыслями перед ГЛАВНЫМ ВОПРОСОМ. – Я свёл их в «Сластену». Ты был там с Пегги. Кэти показалось, что она тебя узнала. Вы знакомы?
– Ага. Мы учились в школе в одно и то же время.
– Но она сказала, что тебя зовут Уэсли. Я её поправил.
Кеннет медлил с ответом; он нервно сглотнул и повёл глазами из стороны в сторону; потом сказал:
– У меня в семье возникли сложности. Я хотел работать во «Всячине», но не хотел, чтобы знали, что я в Пикаксе.
– Знаю-знаю, как это бывает… – сказал Квиллер; в голосе его звучало сочувствие, глаза смотрели вдумчиво, выражая понимание. – Если есть что-то, чем я могу помочь, это будет сугубо конфиденциально. Не сомневайся – спрашивай.