– Нет, даже не думай. Ты был очень груб. Ты оскорбил меня. Ты… ты меня даже не узнал!

– Разумеется, нет, – рассмеялся Сет и добавил: – Сегодня вечером ты самая красивая женщина Парижа, Рони. Ничего общего с той маленькой грязнулей, которую я притащил из России. Даже твои соплеменники-цыгане сейчас не узнали бы тебя.

– Да, – медленно сказала я, – не узнали бы.

– Графиня Рони. – Сет склонил голову. – Я вел себя как варвар и негодяй. Умоляю извинить мои плохие манеры. Уверяю вас, что причиной моего непристойного поступка стало крайнее удивление. Так вы простите меня? Я не смогу жить дальше, зная, что из-за этой злосчастной ошибки навсегда потерял ваше расположение.

Я почувствовала, как на моих губах против воли появляется улыбка.

– Боже, какой ты шут, – уже более мягко произнесла я. – Ну хорошо, я тебя прощаю.

– Обрати внимание, я не стал извиняться за то, что поцеловал тебя. И не собираюсь впредь.

Я пожала плечами:

– Тогда пусть это навсегда останется на твоей совести. В любом случае я не стала бы прощать тебя за подобный поцелуй.

– А как бы ты хотела, чтобы тебя целовали? – вежливо спросил он.

– Прекрати дразнить меня, – потребовала я, опуская глаза.

– Хорошо. – Сет поклонился и продолжил совершенно другим тоном:

– Еще раз прошу прощения за то, что невольно оскорбил вас, графиня. Надеюсь, происшедшее не испортило вам впечатления от бала. – С этими словами он отошел, легко постукивая тростью.

– Вот это да! – Я пораженно смотрела ему в спину. Его поведение неожиданно изменилось, словно он внезапно устал от игры, которую мы вели, и решил заняться чем-то другим. Мне с большим трудом удалось скрыть свое разочарование.

Вернулся Жан с бокалом шампанского, а через несколько минут рядом возник безбородый бледный юноша, записанный на первый вальс этого вечера. Я кружилась вместе с ним, чувствуя, как вся радость праздника постепенно блекнет. Я искала глазами Сета, но его нигде не было видно. Он больше не следил за мной. Неожиданно я заметила его в углу, разговаривающего с Симоной Галлиер. Я резко остановилась.

– В чем дело, графиня? – встревоженно осведомился мой партнер. – Что случилось?

– Мне кажется, я подвернула ногу. Я бы хотела на минуту присесть, если вы не против.

Он отвел меня к креслу и убежал за прохладительным. Как только мой кавалер растворился в толпе, я вскочила на ноги и поспешила в тот угол, где минуту назад видела Сета. Симона первой заметила мое приближение. Она злобно уставилась на меня и хозяйским жестом положила руку на плечо Сета.

– Добрый вечер, мсье Гаррет, – весело произнесла я. – Мой партнер, к сожалению, подвернул себе ногу, вальсируя, не сможет больше танцевать. Вы не хотите заменить его мне?

Симона расхохоталась.

– Боюсь, вас ждет разочарование, мадемуазель цыганка. Мсье Гаррет не танцует. Он даже со мной ни разу не танцевал.

– В это легко поверить любому, кто видел, как вы танцуете, мадемуазель, – серьезно ответила я.

Глаза Симоны злобно прищурились, превратившись в щелочки, она нервно обмахнулась веером.

– Тебе не одурачить меня, цыганка. Одетта думает, что ей удастся замазать глаза всем мужчинам в Париже. Подожди, я расскажу им, что я знаю!

– А что вы знаете, мадемуазель? Мы с мадам Одеттой говорили только правду. Я действительно внучка русского графа, и мсье Сет может это подтвердить. Кроме того, вряд ли всех в Париже так уж заинтересует то, что вы скажете.

– Моя дорогая графиня, – вмешался Сет, прежде чем Симона успела произнести хоть слово в ответ. – Я с удовольствием потанцую с вами. Ты простишь меня, Симона?

Будь добра, подержи вот это. – Он отдал ей свою трость и поклонился мне. – Графиня? Мы закружились в танце.

– Если у тебя болит нога, мы можем перестать танцевать.

– Это не больнее, чем стоять на одном месте. Кроме того, если у меня заболит нога, я знаю, к кому обратиться. – Его улыбка могла бы растопить и лед. Он понизил голос и сказал: – Ты скучала без меня, Рони?

Я слегка наклонила голову.

– Нет, я даже не думала о тебе. А ты, видимо, не думал обо мне, иначе после возвращения зашел бы к мадам Одетте, чтобы проведать меня. Но какое это имеет значение? – Я пожала плечами. – Мы можем танцевать вместе, ведь так?

– Ты восхитительна, когда вот так приподнимаешь плечи, – заметил Сет. – Выглядит очень легкомысленно. Этот жест не пошел бы тебе, когда ты была моложе, но сейчас ты прекрасно справляешься. – Он улыбнулся. Я почувствовала, что не могу выдержать его взгляда, и отвернулась.

Сет легко вел меня в танце, и если его нога и причиняла боль, то он ничем этого не показывал. Я чувствовала его властность и одновременно грацию, ощущала тепло, исходившее от его тела, и нежную силу рук. Неожиданно я почувствовала себя настоящей женщиной. Он не походил ни на одного из тех, с кем я танцевала, – то были мальчишки, слабые, безвольные.

– Мне кажется, Рони, – сказал Сет, – что, несмотря на твои усиленные занятия с мадам Одеттой, в глубине души ты все еще осталась цыганкой.

Я слегка приподняла подбородок.

– Да, я осталась прежней, только научилась ругаться про себя, а не вслух. Кроме, разумеется, тех случаев, когда я в ярости.

– И тогда ты к ругани добавляешь рукоприкладство?

– Нет. Я дерусь, только если очень-очень разъярена. – Сет рассмеялся и сильнее прижал меня к себе. Я вскрикнула и запротестовала: – Не давите меня так, мсье, мне трудно дышать!

– Это самый подходящий способ танцевать с тем, кто тебе нравится. Разве Одетта тебя этому не учила? – Он наклонился и поцеловал меня в шею. – Ты восхитительна, Рони, – пробормотал он. – А я-то, дурак, хотел пропустить этот бал.

– Почему? – Мой голос слегка дрожал. – Ты не любишь балы?

– Нет, напротив.