Все складывалось довольно гладко. После небольшого уточнения первоначальную смету проекта удалось сократить на четверть миллиона доларо, однако возражения Диаса оказались весьма серьезными. Я поручил финансистам заняться подсчетами и отправился на встречу с Энжерсом.

Когда я заглянул в его кабинет, он весь как-то сжался, словно опасаясь, что я могу его ударить, и только в течение разговора принял свой обычный вид.

– Я зашел к вам, – начал я, закуривая сигарету, – по поводу трущоб Сигейраса.

Энжерс промолчал, ожидая, что я скажу дальше.

Я старался говорить не спеша.

– Как я уже указывал ранее, но чему не придавалось никакого значения, вы в основном сводили все к тому, чтобы выгнать обитателей лачуг. В нынешнем положении вам, по-видимому, потребуется добавить к этому какое-то обоснование, вроде того, что это место понадобилось для складских помещений, или что-то в этом роде, что не соответствует действительности. Центр города был хорошо спланирован, там все предусмотрено. Так вот: готовы ли власти сами выставить Сигейраса или мне по-прежнему необходимо придумывать формальные предлоги?

– Мы не можем так просто избавиться от него, – недовольно проговорил Энжерс. – Сам по себе факт, что человек, разыскиваемый полицией, скрывается, еще не является проступком, за который его можно лишить гражданства. Будь по-иному, все оказалось бы гораздо проще. Нам нужен план перестройки района, чтобы законным образом лишить его всех прав.

Я промолчал, вспомнив последнее посещение трущоб. Увидев тогда сеньору Браун, я совершенно забыл о цели своего приезда. Мне настойчиво пытались внушить, что выселению обитателей трущоб нет альтернативы. Но я понимал, что выгнать их – значило обострить проблему до такой степени, что правительство вынуждено будет наконец принять меры. Пусть крестьяне не привыкли жить в современных квартирах, так постепенно привыкнут. Аналогичные проблемы возникают всегда, когда подобные трущобы сметают с лица земли.

– Полагаю, мне придется составить подробный отчет для Диаса, – сказал я.

– Я могу договориться, чтобы он принял вас лично, если хотите, – произнес Энжерс.

Его предложение прозвучало как просьба о перемирии.

– Спасибо. Я, видимо, откажусь от встречи с ним. Мне не удастся изложить все по-испански так, как хотелось бы. А разговор через переводчика – пустая трата времени. Но я скажу вам, о чем собираюсь написать.

Я посмотрел на карту, висевшую на стене, и постарался собраться с мыслями.

– Грубо говоря, все сводится к следующему, – спокойно начал я. – Я могу подготовить проект перестройки района, который может использовать муниципалитет, чтобы избавиться от Сигейраса так, что ни у кого это не вызовет возражений. Однако, если не будут приняты меры по размещению обитателей трущоб, когда план начнут реализовывать, может вспыхнуть гражданская война.

– Ну уж. Слишком сильно сказано! – Энжерс пристально посмотрел на меня.

– Я не шучу. Я полагаю, что решение проблемы не в том, чтобы построить под монорельсовой станцией стоянки для автомашин. Наилучший выход – рассредоточить обитателей трущоб по религиозным и прочим признакам, субсидировав строительство новых деревень, а монорельсовую станцию оставить в своем нынешнем виде. Имеющиеся фонды следует использовать не для того, чтобы перестраивать район, а для того, чтобы переселить этих людей за пределы города. Постройте им новые дома, дайте им скот, землю и машины, которыми они будут ее обрабатывать. Пригласите пару хорошо подготовленных экспертов из ООН, которые расскажут им, как надо жить в наш век. Вот так вы разрешите проблему.

Энжерс отрицательно покачал головой.

– Диас не пойдет на это, – сказал он. – Хотя я тоже считаю, что в принципе такое решение явилось бы наилучшим выходом из положения. И для города было бы неплохо, чтобы крестьяне снова вернулись в свои деревни. Однако не думаю, что они захотят возвратиться назад. От привычки бездельничать и попрошайничать не так легко избавиться, в вонючих жилищах Сигейраса они отвыкли трудиться. Но я уверен, что Диас будет возражать. Нет, согласиться с вашим планом – значило бы признать наше превосходство над ними. А Диас сам – один из них, и для него отказать им – то же, что и отказать своим близким. Не сомневаюсь, например, что рядом с Вадосом он испытывает чувство собственной неполноценности. Вадос – человек образованный, высокой культуры, объездивший полмира. Диас же – человек от земли, выходец из крестьян. Он фанатично верит в то, что его народ ничуть не хуже нас – я имею в виду тех иностранцев, кто получил здесь гражданство, и местных выходцев из высших кругов. Хаклют, давайте смотреть правде в глаза: именно тут, как говорится, и собака зарыта. Я разделяю вашу точку зрения, что народу надо прививать современный образ жизни, но для Диаса признать необходимость нововведений – значит признать свою неполноценность.

– Я не согласен с вами. Я никогда не встречался с Диасом, однажды только видел его на приеме у Вадоса, но я не могу поверить в то, что человек, поднявшийся до его уровня, откажется признать обоснованные факты.

Энжерс вздохнул.

– Ну, хорошо, попробуйте. Я постараюсь, чтобы он не сразу отклонил ваше предложение. Большего я обещать не могу.

– Я подготовлю документ сегодня же. Потом я хочу взять денек для отдыха. Поезжу, посмотрю, как плохо, по вашим словам, обстоит дело с транспортом в других частях страны. Ваш чертов город уже стал сводить меня с ума своим сверхмодерным фасадом, скрывающим самые примитивные инстинкты. Хочу взглянуть на что-нибудь другое.

– Вы обнаружите, что за пределами Вадоса все выглядит иначе, – неопределенно ответил Энжерс. – Я сообщу в полицию, что вы уедете, дабы вас не разыскивали. Когда вы планируете вернуться?

– Завтра же.

– Желаю приятно провести время.

Он слегка улыбнулся.

– Перемена обстановки, как говорится, тоже отдых.