— Сосед, но другой. Дед Силкин. Из староверов. Восемь взрослых сыновей имел. И все с ним под одной крышей жили. Но и, конечно, снох своих он трахал регулярно. На правах хозяина. Одну, правда, потом жизни лишил ненароком… По причине ее излишней похоти.
— Разве Бог позволяет сноху трахать? — засомневалась Верка. — Ведь вроде записано в Библии, что грешно возжелать жену ближнего своего.
— Верующую, ясное дело, грешно. Но у Силкина все снохи или комсомолками были, или сучками подзаборными… Таких трахай в свое удовольствие сколько душе угодно. Бог на это ложил с прибором… Эй, чертенок недоделанный! — заорал он вдруг. — Долго ты еще нас водить будешь, как бычков на веревочке?
— Не, счас придем. — У Оськи от этого окрика голова непроизвольно втянулась в плечи. — Только шуметь не надо бы. Здесь поблизости наши могут шастать… Ой, это я про аггелов хотел сказать!
От наказания за оговорку его спас Эрикс, попросивший принять немного вправо, поближе к небольшому лесочку, похожему издали на взорвавшийся, да так и застывший навсегда красочный фейерверк. Поплутав немного по его опушке, Эрикс одолжил у Цыпфа меч и тыкал им в землю до тех пор, пока клинок не звякнул о что-то твердое. В неглубоком тайнике хранилось около дюжины обсидиановых рубил, видом своим сразу напомнивших Леве о кровавой бойне на берегу речки Евфрат (она же Удача).
— А что, удобно, — сказал Смыков, наблюдая за тем, как Эрикс быстро мастерит себе новую секиру. — Оружие с собой таскать не надо. И много у вас таких арсеналов?
— Достаточно много, — ответил Эрикс. — По всему Эдему…
— Какую же это надо память иметь, чтобы все их запомнить!
— Запомнить? — Эрикс слегка нахмурился, как делал это всегда, когда что-то недопонимал. — Зачем? Я ведь здесь никогда раньше и не был…
— А как же вы, пардон, узнали об этом? — Смыков ткнул пальцем в сторону уже вновь зарытого тайника,
— Ну… Я почувствовал… Как бы лучше выразиться… Это место отмечено…
— Чем, интересно? — Чего-чего, а настырности Смыкову было не занимать.
— Образом того нефилима, который был здесь до меня… Его мыслью…
— Ну дела-а, — Смыков покачал головой. — А вы народ покруче, чем я думал… Мыслью метки ставите… А позвать сейчас кого-нибудь из своих сможете?
— Зачем? — похоже, это слово Эрикс в последнее время употреблял чаще всего. — Они все и так знают, где я нахожусь.
Тут в разговор вклинилась Верка:
— Миленький, а зачем тебе этот топорик, если ты к насилию не способен? Или ты меня тогда вокруг пальца хотел обвести своими баснями?
— Самозащита не есть насилие, — стал объяснять Эрике. — Топор в моих руках, скорее, не оружие, а символ намерений… Знак устрашения.
— Ох, боюсь, плевать хотели аггелы на твой знак… Все явственней ощущался запах огромной заброшенной свалки, на которой перемешалось черт знает что: ржавое железо, отработанный мазут, изношенные автомобильные покрышки, пронафталиненное тряпье, дохлятина с желатиновой фабрики, которой пренебрегли даже крысы, много раз горевшая, но так до конца и не уничтоженная макулатура, строительный мусор, отходы сразу нескольких разнопрофильных химических производств, негодная тара, клочья целлофана, прокисшие пищевые отходы и еще многое другое из длиннейшего списка предметов так называемой антропогенной деятельности. Даже в Отчине аналогичные благоухания уже почти повыветрились.
— Наша страна погибла, — как бы оправдываясь, сказал Эрикс. — Сейчас она представляет собой один огромный разлагающийся труп.
— Трупы, между прочим, тоже разными бывают, — поморщился Зяблик. — Одно дело, если какая- нибудь пташка Божья разлагается, а совсем другое, если хряк десятипудовый. Чем больше дерьма в утробе, тем больше вони.
— Что вы подразумеваете под дерьмом? — Похоже было, что Эрикс обиделся. — Созданные нашей цивилизацией материальные ценности? Действительно, мои современники могли удовлетворить любые свои потребности, вплоть до самых экзотических. В этом смысле наша утроба и впрямь была переполнена. А по-вашему, нам следовало бы вернуться к уровню жизни первобытных людей?
— Ладно, не психуй… Все мы не без греха… — Зяблик осторожно тронул пальцем лезвие секиры. — Готово вроде оружие… Значит, и в бой можно идти. Кто нас сейчас поведет — ты или этот рогоносец малолетний?
Оказалось, что Эрикс напрочь не помнит о том, каким образом он оказался в Эдеме, но много раз слышал от других нефилимов, что граница с Будетляндией — место чрезвычайно опасное. Зато Оська, неоднократно пересекавший ее в обоих направлениях, никогда ни с какими проблемами не сталкивался.
— Да это даже проще, чем два пальца обос… — Он осекся, встретившись с пронзительным взглядом Зяблика. — Я хотел сказать, что все нормально будет. Попотеем, конечно, немного… Грязью измажемся. А так все спокойненько…
— Ну тогда показывай дорогу. — Зяблик положил свою лапу Оське на загривок.
— А я за тобой впритык пойду. Если какую подлянку почую, сразу удавлю… Вот таким манером!
— Ой-е-ей! — запрыгал на месте Оська. — Ой, не надо!
— Я еще ничего не делаю.
— Вопросик можно?
— Давай, — разрешил Зяблик.
— Вдруг вам что-то померещится и вы меня зазря удавите?
— Ну и хрен с тобой. Подумаешь, потеря…
— Ага, а что вы сами тогда делать будете? Без провожатого в тех местах и ни туды и ни сюды. Или с голодухи загнетесь, или в такое место попадете, где людям бывать не положено.
— Юноша-то наш совсем не дурак, — ухмыльнулся Смыков. — Сейчас он себя так поставит, что мы с него пылинки сдувать будем.
— Не пугай ты меня, шкет. — Зяблик продолжал нежно сжимать холку бывшего аггела. — Я не кастильская девственница. Меня такие типы пугали, что тебе и в страшном сне не приснится… Будешь все делать по совести, ничего с тобой не случится. Кумекаешь?
— Кумекаю. — Оська хотел кивнуть в знак согласия, но только скривился от боли.
Они пересекли последний эдемский лес, тот, что, как казалось раньше, располагался у самого подножия загадочной небесной сети. Однако та продолжала реять где-то вдали, хотя и стала заметно монументальнее — уже не из ниток была сплетена, а из канатиков, и охватывала не четверть небосвода, а едва ли не его половину.
Из мира нежных цветов, ласковой листвы и шелковистых трав они сразу нырнули в нагромождение каких-то не то скал, не то руин — голых, сырых, серых. Шершавый камень холодом обжигал босые ступни. Откуда-то налетел мерзкий порывистый ветер, и все лужи вокруг сразу покрылись рябью.
— Сейчас бы и шубейка не помешала, — сказала Верка и тут же зажала ладонью рот, настолько не по-человечески гулко прозвучали среди развалин ее слова.
Оська двигался в этом лабиринте быстро и ловко — ни дать ни взять горный козел на своих заоблачных пастбищах. Даже Зяблик поспевал за ним с трудом.
Вскоре стало ясно, что эти каменные джунгли есть не что иное, как вход в узкое ущелье. Его стены, носившие явные следы искусственного происхождения, постепенно загибались внутрь и вскоре сомкнулись окончательно, образовав темную трубу, на дне которой стояла черная протухшая вода. Лилечка поскользнулась и сдавленно вскрикнула.
— Куда ты нас, шпана, завел? — прохрипел Зяблик.
— Тут неглубоко, — ответил Оська, после ухода из Эдема заметно приободрившийся, — курице по гребень, свинье по хвост. Вы стеночки держитесь… Эх, жаль, чиркалок нет. Я бы вам такие чудеса показал!