разбирайтесь. Но ни в коем разе не смейте возвращаться в глубь страны.

Ватага уже покинула дворик, отстал лишь пятившийся задом наперед Зяблик. Ему-то и пришлось отвечать за всех:

— Ничего не могу обещать, лярва рогатая. Но честно скажу: ложил я на эту страну с прибором. В следующий раз меня сюда и калачом не заманишь. Счастливо оставаться.

Удалившись от злосчастной виллы метров на пятьсот, Зяблик без сожаления забросил трубу в кусты и вновь облачился в куртку, изрядно перепачканную ржавчиной. Тем членам ватаги, которые были не в курсе его последней авантюры, Зяблик небрежно объяснил:

— На понт я аггелов взял, ясно? Они же Горыныча в натуре не видели, ну если только издали. Вот их мандраж и пробрал. Кому охота из человека в жабу превратиться или в семимерном мире век коротать?

— Оно-то, может, и так, — произнес Смыков с сомнением. — Но боюсь, что гражданин Ламех их от мандража скоро вылечит. И попрут тогда за нами аггелы полным своим составом.

— Следов не надо оставлять! — огрызнулся Зяблик. — И шуметь поменьше. А то топочете, как солдаты в бане… Эй, Чмыхало! — обратился он к степняку. — Сонгы будешь… Последним то есть… Следы заметать… Эзне югалту… Понял?

— Моя понял, — кивнул Толгай с меланхолическим видом. — Я всегда сонгы… Спать — сонгы… Кашу есть — сонгы… Убегать — сонгы…

Лилечка и Цыпф шли, держась за руки. Даже опасность, на манер домоклова меча продолжавшая висеть над ватагой, не мешала их милой беседе.

— Если бы ты знала, как я испугался, когда тебя поймали аггелы! — вздыхал Лева.

— А я вот нисколечко! Верила, что варнаки меня обязательно выручат. Правда, когда аггел гармошку отобрал, испугалась чуть-чуть… Кстати, когда мы опять в том мраке оказались, где варнаки живут, я их умоляла за тобой вернуться. Да где там… Не понимают они по-русски. Хорошо хоть меня к самому лагерю доставили.

— Неравнодушны они к тебе… С чего бы это? — в голосе Левы сквозило плохо скрытое раздражение.

— Уж договаривай, если начал, ревнивец, — похоже, что Лилечкино хорошее настроение сегодня нельзя было поколебать ничем. — Да, неравнодушны… Но совсем не потому, о чем ты думаешь. Между прочим, они и не мужчины вовсе.

— А кто? — усомнился Левка. — Женщины, скажешь?

— Ни то и ни другое. И сразу все вместе. Как это называется?

— Гермафродиты, что ли?

— Вот-вот! Мне дядя Тема именно так и говорил. Очень живучий народ. Приспособились в своем пекле ко всяким напастям. Даже если один-единственный из них на свете останется, род все равно не прервется. В случае крайней нужды варнак сам себя оплодотворить может.

Ватага шла быстро, чуть ли не бежала. Переместившийся в голову колонны Зяблик выбирал путь, отдавая предпочтение мощеным участкам, а если какой-то след все же оставался, его старательно заметал пучком веток Толгай, шедший в арьергарде. С общего согласия привал решили не делать, дабы осилить за один прием сразу два перехода. История Левкиных злоключений была принята в общем-то сочувственно. От комментариев не удержался только Смыков:

— Вы, товарищ Цыпф, типичный представитель так называемой гнилой интеллигенции. Из вашей среды вышли все крупнейшие политические ренегаты. Что вы тут ни говорите, а на досуге необходимо всерьез разобраться с вашими истинными убеждениями…

Вскоре разговор коснулся условий, выдвинутых напоследок Соней-Циллой.

— Зачем, спрашивается, они нас так упорно выпроваживают из Будетляндии? — Смыкова, как всегда, грызли сомнения.

— Осточертели мы им здесь, вот и все! — высказалась Верка.

— Чертям нельзя осточертеть, — возразил Смыков. — Не из тех они, кто врага вот так запросто отпускает. Есть тут, видно, какая-то каверза.

— Каверза тут простая, — сказал Цыпф. — Выдвинув такое условие, она рассчитывала, что мы непременно поступим наоборот и вернемся в Будетляндию, где аггелы вновь попытаются рассчитаться с нами.

— Сестрица твоя баба тертая, — включился в разговор Зяблик. — В натуре человеческой толк понимает, как и всякая стерва. Специально сказала «уходите», чтобы мы решили, будто нас заманивают обратно, и по этой причине действительно ушли из Будетляндии.

— Ну это уже похоже на детскую игру «веришь — не веришь», — развела руками Верка. — Кто кого на обман возьмет.

— Да и бес с ним, — сказал Смыков. — Не это сейчас главное. Главное, от аггелов оторваться. А уж как до границы дойдем, там все и обсудим.

Разговоры на этом и в самом деле прекратились — темп ходьбы не располагал к пустой болтовне. Несколько раз Смыков самоотверженно взбирался на господствующие над местностью сооружения, но никаких признаков погони не обнаружил. Все вокруг будто бы вымерло.

Для пущей скрытности ватага проделала часть пути по эстакаде, вознесенной высоко над землей и являвшейся элементом сложнейшей дорожной развязки. Дожди и ветры не позволяли пыли задерживаться здесь, а потому опасность наследить отсутствовала.

По истечении двенадцатого часа непрерывной ходьбы Смыков подал наконец команду на отдых. На сей раз приют им предоставило какое-то культовое сооружение, если судить по архитектуре — христианский храм, чему, впрочем, противоречила странная символика на шпилях, объединявшая в единое целое крест, полумесяц и шестиконечную звезду. Это здание имело целый ряд преимуществ, весьма немаловажных для беглецов: мощные входные двери, способные устоять даже перед противотанковой гранатой, цокольный этаж, из которого в разные концы расходились коммуникационные туннели, и, наконец, прекрасный обзор, открывавшийся с центральной башни.

Приемник кирквудовской энергии удалился сейчас на расстояние, вновь делавшее его похожим на ажурную паутину, а вовсе не на брошенный в небеса рыбачий невод. В том направлении, куда двигалась ватага, простиралась плоская, безлесая пустыня, явно уже не принадлежавшая к Будетляндии. Зрелище было малопривлекательное — унылое серое небо над некрасивой серой землей.

— Я вообще-то предполагал, что отсюда мы попадем прямо в Гиблую Дыру, — сказал Смыков, вглядываясь в даль.

— Нет, — покачал головой Цыпф. — Эрикс, царство ему небесное, упоминал еще какую-то страну, по своим природным условиям мало чем отличающуюся от Нейтральной зоны.

— Далека ты, путь-дорожка, — тяжело вздохнул Смыков.

Усталость быстро сморила людей, но уже через пару часов всех разбудили причитания Толгая, стоявшего в карауле:

— Ой, беда… Янчын… Огонь… Небо горит… И действительно, узкая полоска неба над неведомой страной тлела, как угли догорающего костра. Для людей, давно позабывших о звездах и светилах, зрелище было столь же непривычным, как для туарега, рожденного в сердце Сахары, — снежная метель.

— Что такое! — протер глаза Зяблик. — Я такой фигни отродясь не видел!

— А вдруг это солнышко встает! — воскликнула Лилечка.

— Брось, подруга, — осадила ее Верка. — Совсем ты запамятовала, какое оно, солнышко. На зарю это похоже, как попойка на святое причастие.

— Не полярное ли это сияние? — предположил Смыков. — Кто наблюдал полярное сияние?

— Я наблюдал, — сплюнул Зяблик. — В Воркуте такой радости от пуза. Но тут ничего общего. Да и какое сейчас, едрена вошь, может быть полярное сияние!

— Знаете, а по описаниям очень похоже, — неуверенно заметил Цыпф. — Историки сообщают, что подобные явления предшествовали многим печальным событиям, в том числе разрушению Иерусалима и убийству Цезаря.

— По описаниям кошка на тигра похожа, — возразил Зяблик. — Кто полярное сияние сам не видел, тот меня не поймет. Не оно это, ясно! Голову даю на отсечение.