ему лапши на уши, что представляю интересы покойной. За пять долларов он мне поверил. Я прошел к лифту и поднялся наверх.

Полиция побывала здесь раньше меня. Я не знал, что они искали и что нашли. Опись в досье Деркина мало о чем говорила. Кто будет записывать и перечислять все, что попадается на глаза?..

А что могло попасться на глаза тем, кто побывал здесь задолго до полицейских, и что могло прилипнуть к их рукам, неизвестно. Есть и полицейские, которые не гнушаются грабить мертвецов, но это вовсе не означает, что они ведут себя бесчестно во всех остальных ситуациях жизни.

Полицейские видят слишком много смертей и грязи и, чтобы побороть естественное для человека чувство страха и омерзения, стараются порой унизить покойника. Я вспомнил, как впервые в жизни помогал выносить труп из номера в одной гостинице. Мужчина умер, блюя кровью, а потом тело пролежало в номере несколько дней. Ветеран-полицейский запихал с моей помощью труп в специальный пластиковый мешок, и мы потащили его вниз. И мой напарник, как мне показалось, нарочно тащил его так, чтобы тело ударялось головой о каждую ступеньку. Да с мешком картошки обращаются бережнее!..

Я навсегда запомнил этот наш путь по лестнице под взглядами других обитателей гостиницы. И еще помнил, как мой напарник, предварительно обшарив вещи умершего, нашел немного денег, тщательно их пересчитал и протянул половину мне.

Я не хотел брать.

— Да бери, прячь в карман, — сказал он. — Иначе, как думаешь, кому они достанутся? Или стырит кто-нибудь, или отойдут в казну, в собственность штата. И что прикажешь делать штату Нью-Йорк с этими сорока четырьмя долларами? Так что бери! Купишь себе хорошее, душистое мыло, смоешь вонищу от этого бедолаги.

И я спрятал деньги в карман. А позднее и сам вот так же, грубо, волок мешки с мертвецами по ступенькам, забирал и делил их деньги.

«Когда-нибудь, — подумал я, — круг замкнется, и в пластиковом мешке окажусь я».

Я пробыл в квартире где-то около часа. Обшарил ящики и шкафы, сам не понимая, что ищу. И нашел, надо сказать, не слишком много.

Если у нее и была маленькая записная книжка в черном переплете с именами и телефонами клиентов — это легендарное орудие производства каждой девушки по вызову, — то кто-то забрал ее до меня. Хотя, кто его знает, существовала ли она на самом деле. У Элейн была, а Фрэн и Донна благополучно обходились и без нее. Так они, во всяком случае, уверяли.

Я не нашел ни наркотиков, ни приспособлений для их применения, что само по себе еще мало о чем говорило. Наркотики, если они у нее и были, мог стащить полицейский. Или же забрал Чанс, наряду с прочими компрометирующими предметами, которые могли попасться под руку. Ведь он сам говорил, что побывал в квартире после ее смерти. Впрочем, я заметил, что африканские маски он оставил. Они глазели на меня со стены, защищая владения, где, по всей видимости, вскоре поселится очередная бойкая молодая шлюшка. Которой Чанс заменит Ким.

Афиша тоже висела на своем месте, над стереопроигрывателем. Останется ли она, когда появится новая девушка?

Повсюду был ее запах. Я вдыхал его, роясь в одежде, разложенной по ящикам и развешанной в шкафах. Постель была не убрана. Я приподнял матрац, заглянул под него. Несомненно, до меня они тоже осматривали это место. Не найдя ничего, я отпустил край матраца — он упал, и я снова почувствовал тот давний, терпкий запах ее духов, исходивший от смятых простыней.

В гостиной я открыл шкаф и нашел там ее меховой жакет, пальто и другую одежду. Одна из полок была заставлена разнообразными бутылками со спиртным. Заметил стеклянную фляжку с «Уайт Терки» и, готов поклясться, тут же явственно ощутил на языке это густое и крепкое ароматное виски. Казалось, оно так и стекает вниз по горлу, огнем обжигает желудок, и тепло это разливается по всему телу, до кончиков пальцев рук и ног. Я затворил дверцу, отошел от шкафа к противоположной стене и сел на кушетку. Я вовсе не хотел пить, вообще на протяжении вот уже многих часов не думал о выпивке, и эта неожиданно замеченная бутылка виски застигла меня врасплох.

Я снова пошел в спальню. На туалетном столике стояла шкатулка с драгоценностями, и я открыл ее. Много разных сережек, пара ожерелий, нитка довольно сомнительного жемчуга. Несколько браслетов, один совершенно очаровательный — из слоновой кости и отделан, похоже, золотом. Довольно безвкусное кольцо с биркой универмага «Ла Фоллет Хай» в О'Клэр, штат Висконсин. Кольцо оказалось золотым, внутри была проставлена проба, «14 К», довольно тяжелым и, очевидно, стоило прилично.

Кому теперь все это достанется? В ее сумочке, оставшейся в номере гостиницы «Гэлакси», обнаружили энную сумму наличными — согласно записи в папке Деркина там было четыреста долларов и еще какая-то мелочь. И эти деньги должны быть отправлены ее родителям в Висконсин. Но прилетят ли родственники сюда и заберут ли ее вещи, ее меховой жакет, то толстое золотое кольцо и браслет из слоновой кости?..

Я записал кое-что в блокнот и вышел из квартиры, преодолев искушение снова открыть стенной шкаф. Спустился на лифте в вестибюль, махнул на прощание рукой привратнику, кивком поздоровался с обитательницей этого дома — пожилой дамой, возвращающейся с прогулки с маленькой короткошерстной собачкой на поводке, украшенном рубиновыми стразами. Собачка тявкнула на меня, и тут, впервые за все время, я вспомнил о черном котенке Ким. Интересно, куда же он девался? Никаких следов животного в квартире я не обнаружил — ни блюдечка на кухне, ни пластикового поддона-туалета в ванной. Должно быть, кто-то забрал его.

На углу я поймал такси. И, уже расплачиваясь с водителем у входа в гостиницу, вдруг обнаружил в кармане ключ от квартиры Ким. Я забыл вернуть его привратнику, а тот, в свою очередь, забыл о нем напрочь.

Меня ждала записка. Звонил Джой Деркин, просил перезвонить ему в участок. Я позвонил, и мне ответили, что он вышел. Я оставил свои координаты и поднялся в номер, чувствуя себя совершенно разбитым. Прилег, но легче не стало: боль, словно тисками, сжимала виски. Снова спустился, зашел в кафе, съел сандвич с сыром, выпил кофе. Уже допивая вторую чашку, вспомнил о стихах Донны Кэмпион и достал из кармана листок. Был в этих строчках какой-то намек, какая-то зацепка, но я никак не мог догадаться, в чем она заключается. Я еще раз прочитал стихотворение. Но так и не понял, что оно означает, если вообще во всех этих строчках имелся какой-либо смысл. Но казалось, что какая-то неведомая частичка его словно подмигивает мне, пытаясь привлечь внимание. Но я слишком отупел, чтобы воспринимать этот сигнал.

Пошел к Святому Павлу. Выступавший в бойкой и даже развязной манере излагал очередную ужасную историю. Родителей его сгубил алкоголь: отец умер от острого панкреатита, мать в пьяном виде совершила самоубийство. Двое братьев и сестра умерли от разных болезней. Третий брат лежал в государственной больнице с разжижением мозга.

— И вот не пил я как-то несколько месяцев, — рассказывал он, — и слушал всякие разговоры насчет того, что алкоголь убивает клетки головного мозга. И испугался: а вдруг у меня тоже повреждены клетки после всего этого питья? Пошел к своему консультанту и рассказал, что у меня на уме. А тот и говорит: 'Что ж, может, у тебя и правда повреждены мозги.

Это случается. Но позволь спросить одну вещь. Ты ведь способен запомнить, по каким дням проводятся ваши собрания? Можешь отыскать туда дорогу без посторонней помощи?' — «Да, — говорю я ему, — все это могу запросто». — «Ну, тогда, — говорит он, — мозговых клеток тебе пока хватает. В самый раз, больше и не нужно».

В перерыве я ушел.

В гостинице меня ждала вторая записка от Деркина. Я тут же перезвонил, и снова оказалось, что он вышел. Я назвался, оставил номер телефона и поднялся к себе. И когда я в очередной раз перечитывал стихотворение Донны, зазвонил телефон.

Это был Деркин.

— Привет, Мэтт! — сказал он. — Просто хотел убедиться, что не произвел на тебя вчера совсем уж