злосчастного воскресного вечера?

Поднявшись наверх, я тут же исключил это последнее предположение. Я определенно заходил в свой номер в понедельник или вторник — об этом говорила пустая бутылка «Дж. У.», а на бюро стояла тоже наполовину опорожненная кварта «Джим Бима». Судя по этикетке, купил я ее в магазине на Восьмой авеню.

«Вот тебе и первое испытание! — подумал я. — Или ты устоишь, или нет».

Я вылил оставшееся виски в раковину, прополоскал обе бутылки и бросил их в мусорное ведро.

Почта не представляла собой ничего интересного. Я просмотрел записки. В понедельник утром звонила Анита. Какой-то Джим Фабер звонил во вторник вечером и оставил свой телефон. И еще Чанс. Он звонил дважды — вчера вечером и сегодня утром.

Я долго стоял под душем, потом тщательно и не спеша побрился и переоделся во все чистое. Выбросил носки, рубашку и нижнее белье, в котором пришел из больницы, а костюм оставил. Возможно, в химчистке его сумеют привести в порядок. Потом снова просмотрел записки.

Моя бывшая жена Анита... Чанс, сутенер, который убил Ким Даккинен. И еще некий неизвестный Фабер. Я не знал никакого Фабера. Разве что это был какой-нибудь пьяница, с которым я успел подружиться во время своих похождений?

И я выбросил записку с его номером. А потом раздумывал, стоит ли спускаться вниз и можно ли будет воспользоваться телефоном гостиничного администратора? Если бы не вылил виски, то сейчас уже наверняка бы выпил. Но пить было нечего, а потому я спустился и позвонил Аните из автомата в вестибюле.

Странный получился разговор. Оба мы были вежливы и осторожны в выражениях и все кружили вокруг да около, словно боксеры в ответственной встрече, не желающие раскрываться раньше времени. Потом она спросила, зачем, собственно, я звоню.

— Просто в ответ на твой звонок, — сказал я. — Извини, что с запозданием...

— В ответ на мой звонок?

— Мне оставили записку, что ты звонила в понедельник.

Какое-то время она молчала. Затем сказала:

— Мэтт, мы же говорили с тобой в понедельник, поздно вечером. Ты мне перезвонил. Или не помнишь?

Меня передернуло. Ощущение было такое, словно кто-то скреб куском мела по доске.

— Конечно, помню! — ответил я. — Но как эта записка снова оказалась в моем ящике? Непонятно. Я подумал, ты звонила второй раз.

— Нет.

— Наверное, я просто выронил эту записку, а какой-то ретивый идиот подобрал и снова положил в мой ящик! И ее опять передали мне, вот я и подумал, что ты еще раз звонила.

— Наверное, так оно и было.

— Ясное дело! — приободрился я. — Послушай, Анита, я тогда перед нашим разговором пропустил пару рюмашек и как-то смутно помню, о чем мы там болтали. Может, напомнишь?

Оказалось, что беседовали мы о скобках для зубов Микки. Я посоветовал ей проконсультироваться еще с одним врачом. Нет, это я помню, уверил я ее. А дальше? Оказывается, я обещал прислать еще денег, более солидную сумму, чем выслал последний раз. Так что со скобками для ребенка проблем не будет. Я сказал, что и это прекрасно помню, в ответ на что Анита заметила, что на том наш разговор, собственно, и закончился. Если не считать, конечно, что я говорил еще и с мальчиками. «Ах, ну да, конечно! — сказал я. — Прекрасно помню свой разговор с мальчиками. И это все? Ну, значит, мне не стоит так уж жаловаться на память, верно?»

Я повесил трубку. Меня лихорадило. Какое-то время сидел в будке, пытаясь все же вспомнить беседу, которую она только что описала. Бесполезно... Сплошной черный провал — с того самого момента, как я в воскресенье вечером выпил эту проклятую третью рюмку. И до момента, пока не очнулся в больнице. Полный провал...

Я разорвал записку пополам, сложил кусочки, снова разорвал и сунул обрывки в карман. Взглянул на вторую записку. Номер телефона Чанса, тот самый, для связи. Но вместо этого я позвонил в Мидтаун- Норт.

Деркина на месте не оказалось, но они дали мне номер его домашнего телефона.

Голос его звучал сонно:

— Погодите секунду, возьму сигарету... — сказал он. После паузы заговорил снова, и на этот раз голос звучал уже нормально. — Смотрел телевизор и задремал, — сказал он. — Ну, что слышно нового, Скаддер?

— Этот сутенер пытался меня поймать.

— В каком смысле поймать?

— Он мне звонил. И оставил свой номер. Связной. Так что, наверное, он в городе, и если вы хотите его задержать...

— Зачем? Нам он ни к чему.

Я вдруг ужаснулся: очевидно, я, будучи в отключке, успел поговорить и с Деркином, один из нас звонил другому, и вот теперь я этого не помнил. Но он продолжал говорить как ни в чем не бывало, и я успокоился.

— Он побывал у нас в участке. И мы заставили его попотеть, — объяснил он. — Причем у нас был выписан ордер на его задержание, но он явился сам. Со своим скользким, как угорь, адвокатом. Да и сам он не прост, ох как не прост!

— И вы его отпустили?

— Но у нас не было никаких оснований его задерживать, черт бы побрал этого сукина сына! У него оказалось железное алиби как на несколько часов до предполагаемого времени убийства, так и на часов шесть — восемь спустя. Алиби, как видите, сомнений не вызывает, так что тут можно было поделать? Дежурный, регистрировавший Джоунса в «Гэлакси», не в состоянии его описать. Этот болван не помнит даже, черный он был или белый. Хотя склоняется к мнению, что все же белый. И как тут быть? Можно подавать такие данные окружному прокурору?

— Но Чанс мог попросить кого-то снять для него этот номер. Попробуй уследи в больших отелях, кто там входит и выходит.

— Вы правы. Конечно, он мог снять комнату для киллера. А мог и сам убить ее.

— Так вы полагаете, он убийца?

— Я ничего не полагаю. Просто пока мы не можем предъявить обвинение этому сукиному сыну.

Я призадумался:

— Но зачем он мне звонил?

— Откуда мне знать?

— Ему известно, что это я навел на него полицию?

— От меня, во всяком случае, он этого не услышал.

— Тогда чего ему от меня надо?

— Почему бы вам самому не спросить?

В будке было душно. Я приоткрыл дверь — впустить немного свежего воздуха.

— Может, так и сделаю.

— Ну-ну! Послушайте, Скаддер, только не встречайтесь с ним где-нибудь в темной аллее, ладно? Вдруг он и вправду что-то насчет вас заподозрил. Тогда придется рвать когти.

— Ладно.

— И еще: если он вас все же прищучит, оставьте хотя бы предсмертную записку, идет? Так обычно делают во всех телесериалах.

— Хорошо, там видно будет.

— И вообще ведите себя по-умному, — посоветовал он. — Но только не перемудрите. Будьте попроще, а там подумаем, что делать дальше.

Я бросил в щель двадцать центов и набрал номер справочной. Ответил тот же женский прокуренный голос: