— Даже не хочешь взглянуть? Разумеется, там снимки, негативы я сохраню на память.

— Я не хочу смотреть на эту грязь. — Лесли шипела, как утюг, поставленный в лужицу воды.

— Я помогу тебе.

Он извлек из конверта два десятка глянцевых цветных фотографий.

— Нет, — ощерилась Лесли, сжимая руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Да. — Невил оставался спокойным. — Почему ты не хочешь вспомнить. Давай поговорим о приятном деньке на пляже. Об одной девчонке, которая кричала, что хочет меня, но, как дошло до дела, почему-то заартачилась.

— Потому что я была тогда совершенно фригидной. — Лесли облизнула пересохшие губы. — Потому что я тянула время и боялась, очень боялась. Потому что все происходило не так, как я мечтала…

— Хотя за десять минут до того прямо-таки умоляла лишить тебя девственности. Но хватит воспоминаний. Я разузнал твой адрес, что было не слишком сложно. Хотел послать фото почтой, но побоялся, что ты что-нибудь сделаешь с собой, поэтому решил встретиться с тобою с глазу на глаз.

— Как ты добр. Я почему-то не верю ни одному твоему слову. Отчего бы тебе прямо не сказать, сколько я должна тебе заплатить?

— Я уже сказал и еще раз повторяю: мне не нужны твои деньга. Я хочу получить только свои. И для этого мне нужно жениться. Более того, по дядюшкиному завещанию и моя жена получит кругленькую сумму, но это мелочи в сравнении с тем, что достанется мне. Твоя доля останется у тебя как плата за беспокойство, которое продлится не более одного года. Я даже пальцем не прикоснусь к тебе в течение всего этого срока. Я предлагаю тебе маленькую роль в хорошо оплачиваемом спектакле, а ты называешь это шантажом.

— А что это, если не шантаж? Назовем его брачным шантажом. Те же методы: грязные фотографии.

— Не горячись. Я верю, что мы договоримся, как положено разумным цивилизованным людям. Теперь ты уяснила, что мне не нужны твои деньги?

— Допустим.

— Тогда и дальше верь мне. Мой отец был дипломатом, и, сколько я себя помню, мать моталась за ним по всему свету. Они погибли в Мадриде от бомбы баскских террористов, которая по ошибке попала в их автомобиль. Мне тогда было девять лет, я только что закончил начальную школу. Дядя забрал меня и привез в этот дом. Он не мог иметь детей, но заботился о продолжении рода. Его мечтой было соединить нашу кровь с хорошей древней кровью. И ты должна помочь мне получить дядино наследство.

— Как же я могу помочь тебе? Как ты себе это представляешь? Я и помыслить не могу о браке с тобой! Это для меня хуже смерти!

— А что тебе мешает? У тебя что, есть мужчина? Если он любит тебя, он все поймет. А если нет, то зачем он вовсе? Решайся! Знай, я не остановлюсь ни перед чем и твой папочка никогда не станет послом.

— Я должна подумать, — сказала она устало. — Твой напор выбил меня из колеи.

— Я дам тебе двадцать четыре часа. И ни минутой больше. В противном случае в следующие двадцать четыре часа все бульварные газеты размножат эти фотографии в сотнях тысяч экземпляров.

— Пожалуйста, Невил!.. — Несмотря на то что губы ее дрожали, она попыталась вложить в эти слова хоть сколько-нибудь убедительности.

Но он уже поднялся, широким жестом открыл дверь, ведущую на лестницу, и повторил:

— Двадцать четыре часа, Лесли. И не делай глупостей.

Лесли возвращалась домой в полуобморочном состоянии. За два часа разговора перед ней, как накануне смерти, прошла вся жизнь. Разум и чувства говорили, что предложение Хаггинса невозможно, безумно. Но, окажи она сопротивление, отец лишится желанного поста. И… Неизвестно, что еще может произойти, ведь он уже не так молод.

Она с трудом заставила себя проглотить несколько кусочков, даже не стараясь скрыть своего состояния от отца. Но, когда он спросил ее, в чем дело, она соврала, что болит голова, просто раскалывается. Пока они ужинали, отец подробно рассказал ей о переговорах.

— Шейх оказался приятным собеседником, культурным, высокообразованным. И с его дочерью пресса напутала. Он совсем не ретроград, его просто не устраивала моральная обстановка в том университете, где училась девочка. Теперь она дома, готовится к экзаменам в Кембридж.

Лесли, как всегда от волнения, захотела спать.

— С тобой все в порядке? — вновь спросил отец, удивленный ее настроением.

— Голова болит невыносимо. Похоже, с ночной работой пора заканчивать. Я поднимусь к себе и лягу пораньше.

Оказавшись в спальне, она действительно сразу разобрала постель, но уснуть ей долго не удавалось. Мысли ее крутились вокруг Невила и его невероятного предложения. Двенадцать месяцев жизни с человеком, которого она ненавидит. С единственным человеком, который знает о ней исчерпывающую правду. Он знает, как она неуклюжа как женщина, знает, что мужчины не раз отвергали ее. Лесли содрогнулась от ужаса при одной только мысли о том, что Невил вдруг обнаружит, что она до сих пор девственна.

Утро застало Лесли помятой, плохо выспавшейся, с огромными синяками под глазами. Выбора не было. Она принимает ультиматум Хаггинса.

Собравшись с духом, она села писать ему короткую записку, суть которой сводилась к следующему: их брак будет фиктивным, продлится ровно год и никакой физической близости между ними быть не может.

Положив записку в конверт, Лесли села в машину, на бешеной скорости добралась до «Хаг- гинсвуда» и бросила конверт в почтовый ящик, даже не удостоверившись, дома ли хозяин.

Совершив это действо, она сразу успокоилась. Теперь остается только ждать, что ответит Хаггинс и как поведет себя отец.

За завтраком она узнала, что сегодня вечером они с отцом приглашены на юбилей.

— Ты еще не забыла Дерека и Эрмину? Еще бы! Дерек Хэммонд был генеральным директором фирмы и крестным самой Лесли. Сегодня вечером предстоял визит к нему.

— Оденься как можно более строго, теперь каждый твой шаг влияет на мои позиции в Ад-жмане, — посоветовал ей отец.

Лесли как послушная девочка оделась необычайно тщательно. Она выбрала бархатное черное платье с высоким закрытым воротником и длинными рукавами. Черный бархат выгодно подчеркивал благородную белизну ее кожи. Отец одобрил выбор, порадовавшись корректности дочери. Лесли собрала волосы на затылке, и в блестящей черноте ее волос сотней брызг засияла бриллиантовая заколка, гармонирующая с бриллиантовым колье, которое подарил ей отец в прошлом году на день рождения.

— Мой Бог, ты разобьешь сердце каждого, кто увидит тебя такой! — не сдержался сэр Рандолф, с умилением глядя на дочь.

По всему дому зазвенели колокольчики, извещая, что кто-то стоит у дверей.

Сэр Рандолф удивленно взглянул на часы.

— Если это за нами, то слишком рано. Мы приглашены к семи.

Он встал, с любопытством поглядывая на дверь. Лесли осталась стоять у него за спиной. Когда дверь открылась, кровь отхлынула от ее лица, потому что в гостиную ввалился Невил Хаггинс.

— Добрый вечер, сэр! — сказал он почтительно. — Нет-нет, дорогая, не возражай. Понимаю, что я, видимо, не вовремя. Но, видит Бог, эти шесть недель показались мне шестью годами.

Лесли оторопела, не в силах произнести ни слова. Словно загипнотизированная, она смотрела на него.

— Лесли! — начал было Невил Хаггинс, но тут как бы споткнулся о недоумевающий взгляд отца. — Лесли обещала выйти за меня замуж, сэр Рандолф… Я был в полной уверенности, что вы об этом знаете… Мы решили это сделать до того, как вы займете свой пост в Аджмане. Она мне дала шесть месяцев для того, чтобы подумать, но я не выдержал бы и трети этого срока. Я хочу жениться на ней, сэр Рандолф, и прошу у вас ее руки. Пусть это случится до вашего отбытия.

— Лесли, это правда? — Глаза отца широко распахнулись.