Хотя «Ледокол» — это книга-версия, прочел я ее с интересом. Возможно, бывший разведчик- перебежчик талантливый писатель, судить не берусь, но, насколько известно, ее автор не он, а группа высококвалифицированных консультантов. Рядовой сотрудник резидентуры доступа к такой информации иметь не мог, а тем более иметь возможность делать такие обобщения. Ни в коей мере не хочу его опорочить как литератора. Дело не в нем. Доступ к информации определяется должностью. А откуда такой материал у автора?
Любопытен, впрочем, сам подход к теме. С таким же успехом можно сегодня доказывать, что Рузвельт работал на японцев. И факты при желании подобрать. Известно, например, что Рузвельт имел данные о готовящемся нападении японцев на Перл-Харбор, но американцы тем не менее были застигнуты там врасплох. Почему бы, следуя логике Суворова, не обвинить Рузвельта в измене? А можно рассматривать это и совершенно иначе — что тоже не доказано — надо было разбудить американское общественное мнение. Америка не очень хотела ввязываться в войну против Германии и Японии…
Но дело, разумеется, ни в авторе, ни в этой книге. И на Западе, и в последнее время у нас путают две вещи: нашу военную доктрину и превентивный удар. Еще нацисты утверждали, будто Гитлер и верховное командование вермахта вынуждены были начать превентивную войну против СССР.
Я знаю от Тимошенко, Тюленева, Мерецкова, Жукова, что уже в конце 1939 года было абсолютно ясно, что немцы нападут на СССР. Не хочу повторяться, но противник был известен задолго до войны.
«Особо важно
Совершенно секретно
Только лично
Народный комиссар обороны Союза ССР
18 сентября 1940 г. N 103202/06 ЦК ВКП(б) тов. Сталину тов. Молотову
Докладываю на ваше рассмотрение соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и на Востоке на 1940-1941 годы. 1. Наши вероятные противники Сложившаяся политическая обстановка в Европе создает вероятность вооруженного столкновения на наших западных границах.
Это вооруженное столкновение может ограничиться только западными границами, но не исключена вероятность и атаки со стороны Японии наших дальневосточных границ.
На наших западных границах наиболее вероятным противником будет Германия, что же касается Италии, то возможно ее участие в войне, а вернее, ее выступление на Балканах, создавая нам косвенную угрозу… Таким образом. Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе — против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке — Японии, как открытого противника или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, всегда могущего перейти в открытое столкновение».
Подписали этот документ нарком обороны маршал Тимошенко и начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков. Исполнитель — заместитель начальника оперативного управления генерал-майор Василевский.
Напомню: директива N 21 (план «Барбаросса») была подписана лишь 18 декабря 1940 года, т. е. ровно на три месяца позднее. При желании и это обстоятельство можно трактовать в пользу версии превентивного удара. Но так ли это?
Страна готовилась к предстоящей войне, но первой нападать не собиралась. И дело не в политической честности советской стороны, Сталина, наконец. Сталин очень считался с мировым общественным мнением, и такой директивы — знаю это совершенно точно — не давал. Он считал, что надо любыми способами войну отдалять, но при этом все приготовления к войне продолжать и готовить контрудары в ответ на выступление немцев. Исходил он, знаю, из следующего. Оперативные планы вермахта известны, места сосредоточения группировок войск — тоже. Следовательно, задача ясна: сдержать первый удар и нанести ответный в соответствии с оперативным планом, разработанным нашим Генеральным штабом. Знаю, что предполагалось отрезать всю балтийскую группировку войск, сосредоточенную в районе Кенигсберга, а на юге выйти к нефтяным промыслам Румынии. Для этого и нужны были танковые и десантные корпуса. Вот и ответ на вопрос Суворова (Резуна), зачем понадобилось Сталину десять воздушно-десантных корпусов, если в оборонной войне столько не нужно. И ударные армии готовили с этой целью. И быстроходные танки, предназначенные для автострад, были необходимы. И штурмовики, которые смущают автора.
В предложенной им версии абсолютно все было подчинено целям агрессии. Серьезной критики все эти утверждения явно не выдерживают. Если Советский Союз готовился к агрессии, зачем строил новые укрепления на границе? Вина армейского командования, что сняли вооружение со старых рубежей. Этого, как показала война, делать не следовало. А строить новые рубежи, не собираясь обороняться… Зачем же швырять на ветер колоссальные средства?
Неубедительны и ссылки на реорганизацию в структуре Наркомата внутренних дел. Действительно, было создано несколько Главных управлений НКВД — пограничных войск, охранных, железнодорожных. Здесь, мне кажется, при всем желании трудно усмотреть намек на подготовку к агрессии, но и это, кажется, не смущает некоторых историков. А ведь война подтвердила, что реорганизация войск НКВД была проведена не зря. Пограничники вступили в бой первыми, и ни одна пограничная часть не отошла. На западной границе эти части сдерживали противника от 8 до 16 часов, на юге — до двух недель. Здесь не только мужество и героизм, но и уровень военной подготовки. И сам собой отпадает вопрос: зачем пограничникам на заставах артиллерия. Гаубиц, как пишут, там не было, а противотанковые орудия заставы имели. На этом перед войной настоял отец, прекрасно понимая, что с винтовкой наперевес на танк не пойдешь. А гаубичные полки были приданы погранотрядам. И это тоже сыграло положительную роль в первых боях. Армейская артиллерия, к сожалению, не сработала О заградотрядах — и это знаю совершенно точно — речь в тот период не шла. Никто ведь и подумать не мог, что армия побежит, но — побежала. Причины известны. Тогда, в июне сорок первого, несмотря на все наши приготовления к будущей схватке с фашизмом, мы оказались не готовы к войне, которую потом выиграли. И в этом, наверное, главный урок Великой Отечественной.
Глава 6 Тегеран, 43. Трудные месяцы
Я уже год учился в академии, когда пришел приказ откомандировать меня в Москву. С чем это связано, я не догадывался. Уезжая из Ленинграда, знал только, что направляюсь в распоряжение Генерального штаба — приказ пришел оттуда.
Не внес особой ясности и разговор, состоявшийся в Москве: «Ты направляешься на спецзадание. Аппаратуру, которую получишь, следует установить в одном месте».
Аппаратура была подслушивающей. Ни о какой конференции речь не шла. Не знал я и о том, что летим в Тегеран. Даже что сели в Баку, узнал только на летном поле.
В Тегеран прилетел все с той же группой офицеров. На аэродроме расстались, и я до сих пор не знаю, кто и с какой целью летел в Иран. Больше мы не виделись.
Встречали нас несколько военных и людей в гражданском. Одного я узнал сразу. Это был специалист из спецлаборатории НКВД, радист. От него стало известно, что мне предстоит заниматься расшифровкой магнитофонных записей.
По дороге с аэродрома никто не говорил о деле, а спрашивать было не принято. Подъехали к какому-то зданию, прошли вовнутрь.
Я не предполагал, что могу встретить здесь, в Иране, отца. Специалисты лишь успели сказать, что