поприбавилось.
Скалкс не пил. Ему никто не наливал. Точнее, Михал Сергеич пытался вовлечь скалкса, но Вавила с любезной людоедской улыбкой пресек. Мол, нефиг продукт переводить.
Тогда Михал Сергеич, добрейшая, кстати говоря, душа, озабоченно обратился к Сигизмунду:
— А что же те товарищи-то не пьют?
Сигизмунд объяснил:
— Та баба в углу — она беременная. Нечего ей. И без того пива насосалась. А мужик — язвенник.
— Такой молодой! — посочувствовал Михал Сергеич. — Ну что, Борисыч, еще по стопарику?
Сигизмунд поднес стопку к губам, и тут его поднятую руку стиснули чьи-то пальцы.
Вика.
— Пойдем-ка Морж на кухню да покурим, — сказала аськина сестрица.
Сигизмунд отставил стопку.
— Сейчас вернусь, — обещал он Михал Сергеичу.
И проследовал за Викторией на кухню.
— Слушай, Вика, — заговорил Сигизмунд, — я что-то не понял… Ты что, в Рейкьявик не поехала?
— Ага! — крикнула вдруг Вика. — Не поехала!
Виктория явно выпила лишку.
— Как это? — отупело спросил Сигизмунд.
— А вот так — взяла и не поехала. Из-за тебя, говнюка!
— Погоди, погоди… Почему из-за меня?
— И вообще, ты меня теперь должен трудоустроить. У меня здесь работы нет. Тю-тю! Ахнулась моя работа! А у тебя своя контора.
— Да я вообще думаю закрываться. Или перепрофилироваться. В Аликанте…
— А меня не парит, что ты там думаешь. Гуд бай, я блевать пошла.
И, пошатываясь, вышла.
По квартире неслось громкое аськино пение:
Аське вторил Вавила:
Когда Сигизмунд вошел в гостиную, Михал Сергеич держал за подмышки обмякшего брозара.
— Упал, — пояснил Михал Сергеич, глядя поверх поникшей головы Вамбы. — Давайте его на диван какой-нибудь положим.
Общими усилиями Вамбу сгрузили на тахту в “светелке”. Вамба устрашающе захрапел.
— Один готов, — отметил Сигизмунд.
— Вроде, хорошая водка, — сказал Михал Сергеич. — Не бодяжная.
— Вот и я про то. Хорошо идет. Ребята просто непривычные.
Ближе к ночи сосед, совершенно счастливый, просветленный, ушел. Вавила и скалкс дрыхли на полу — напоследок Вавила ухитрился влить в скалкса стопку-другую. Для равновесия, надо полагать.
В комнате Сигизмунда мирно спали Вика с Лантхильдой.
А Аська потянулась и сказала:
— Ну что, Морж, пойдем, что ли, собачку выгуляем?
Наутро Сигизмунд имел честь созерцать в зеркале собственную похмельную рожу. Мешки под глазами, синяки там же. Бриться не стал. Это была аськина идея. Она проснулась вместе с ним.
— Ой, Морж, ну ты и… Не, все нормально, только не вздумай бриться — так эстетнее…
— Что эстетнее? — сипло спросил Сигизмунд. Голова трещала.
— Образ законченный. Цельный. Сам посмотри.
И вот Морж стоит перед зеркалом и любуется. Да. Образ совершенно законченный.
Сигизмунд понимал, что сейчас придется тащиться в супермаркет за кефиром для всей честной компании. Скоро остальные проснутся. Их тоже похмелять надо. Так, сколько народу-то на флэту вписывается?
Сигизмунд начал считать, загибая пальцы. Получилось — семь человек.
Взял полтинник, выбрался из дома.
Фонари уже погасли, стояло промозглое черно-белое мрачноватое утро. Оскальзываясь на гололеде, Сигизмунд добрел до супермаркета. Пытался контролировать неприятные физические ощущения. Ощущения были еще те. Водку клали на пиво, чудили часов с пяти вечера и до… Ночью с Аськой, пока пса выгуливали, на водку положили еще пивка — по приколу показалось.
Вон они, приколы. А в двадцать лет, бывало… И в двадцать два — тоже…
Оставляя грязные следы на белом полу супермаркета, Сигизмунд направился в “молочный угол”. Загрузил в корзину семь пакетов кефира.
Рядом остановился еще кто-то. Сигизмунд украдкой покосился — и вдруг узнал. Видел он этого мужика. И в супере видел — тот еще из-за молока с Лантхильдой едва не поскандалил. И потом, у Аськи. В то утро после страшной ночи, когда пропала Лантхильда. Филолог или историк, кто он там. Хрен разберет.
Мужик был неопрятен и откровенно похмелен. И тоже небрит.
— Привет, — хрипло сказал Сигизмунд.
Мужик глянул неузнавающе. На всякий случай буркнул:
— Привет.
И загрузил в корзину три пакета кефира. С мужиком было все ясно. Еще один флэтодержатель.
Гуськом двинулись к кассе. Злая после бессонной ночи кассирша долго рассчитывала — сперва одного, потом второго. Выбрались на снег. Мужик сразу канул в подворотне. В той заветной, с люком.
— Мама пришла, молочка принесла от бешеной коровки, — обрадовалась бессильная Аська. — Моржик, дай! Ле-нин — вод-ка — дай!
Они взяли по пакету, приложились. Стало легче. Как-то приятнее. По истомленному организму прошел холодок.
