Вамба неспешно перебрал несколько слов. Вика хмыкнула:

— Он назвал, но все эти слова переводятся как “люди” или “народ”. — Она подумала немного и предложила: — Я спрошу, как их народ называется другими народами.

Было произнесено множество других слов. Вика старательно вникала, и вид у нее делался все более и более растерянный. Наконец она промолвила, запинаясь:

— Я не вполне понимаю… Они говорят… что они — виндилы… или вандилы… В общем…

— Вандалы? — завопила Аська. — Морж, я их отвлеку, а ты звони в ментовку! Они сейчас тебе нос отобьют и вообще! Ихний Аттила Рим разграбил и пожег, мы в школе проходили, в пятом классе! Вон, смотри, один уже с наручниками! Сейчас начнется!

Вика поморщилась.

— Морж, приструни ее, быстро.

— Аська! — рявкнул Сигизмунд.

Гости наблюдали эту сцену совершенно бесстрастно.

Так. Вандалы, стало быть. А этот, чернобородый, кто? Сейчас выясним.

Сигизмунд ткнул в сидевшего в углу мужика пальцем и обратился к Вавиле:

— Вандал?

Вавила переглянулся с Вамбой. Оба с достоинством повозмущались. Какой же это вандал? Что, не видно разве — не вандал это? Не бывает у людей народа вандальского столь подлой морды! И это в глаза должно бросаться сразу. А потом Вавила скорчил хитрую рожу, дружески хлопнул Сигизмунда по плечу и заржал. Все-таки большой ты шутник, Сигисмундс, раз так спрашиваешь! Умеешь насмешить других и сам посмеяться! Будто сам не видишь, что скалкс это ничтожный перед тобой!

— “Скалкс” это у нас хво? — осведомился Сигизмунд у Вики.

— Раб, — тотчас уверенно перевела Вика.

Вавила же дальше речь повел. Вика машинально переводила. Она настолько углубилась в лингвистическую суть проблемы, что не сразу вникла в содержание вавилиных разговоров.

Дерзки наложницы твои, Сигисмундс, говорил между тем Вавила. Должно быть, смешит тебя это очень. И то роднит нас с тобой, Сигисмундс, ибо меня бы это тоже очень смешило. А Вамбу не очень смешит. Это потому, что Вамба слишком благочинию привержен. Иной раз и лишним такое оказывается.

Новая удачная мысль посетила Вавилу. Аж голубые глаза засияли. Скалкс — хоть и презрен, а хорош, подлец! Полмира обойдешь — а второго такого скалкса не сыщешь! Давай, махта-харья Сигисмундс, меняться! Ты мне — Ассику бади-тиви отдашь, а я тебе — Дидиса-скалкса! Выгодный обмен! Не прогадаешь!..

— Что? — взревела Аська. — Началось! Звони в ментовку, Морж! Или ты с ними сговорился? Продать меня решил? И фирму свою на том поднять? Предатель! Иуда! Павлик Морозов! Бандера!

Сигизмунд поморщился. Сейчас он был не в состоянии переносить громкие звуки. Вавила, заглядывавший Сигизмунду в глаза — больно уж упрашивал! — заметил недовольство друга. Хлопнул его по плечу, хохотнув. Мол, сейчас все будет о'кей.

Вавила приблизился к Аське, навис над ней, щекоча ей макушку бородой, а потом вдруг наклонился и сгреб в охапку. Аська завизжала, отбиваясь, несколько раз стукнула Вавилу по спине кулаком. Вамба гулко захохотал.

Вавила легко потащил брыкающуюся Аську к “светелке”. Сгрузил там. Дидиса позвал.

Скалкс — гигантская лохматая фигура — поднялся и, скребя в бороде, побрел следом за Вавилой.

Виктория побледнела.

— Что он с ней сделает?

— Не знаю.

— Они все-таки… вандалы… — Последнее слово Вика выговорила с усилием.

— Думаешь, нос ей отобьют? — спросил Сигизмунд. — Нормальные они мужики, ничего с ней не сделают… Побесится и утихнет. Боишься — пойдем посмотрим.

Оказалось — и в самом деле ничего особенного Вавила с Аськой не сделал. Просто запер буйную бади-тиви в “светелке”, дабы благочинной беседе преград не чинила, а дверь скалксом Дидисом подпер.

Вавила был укушен. Посасывал руку, ухмыляясь. Сигизмунда по плечу одобрительно хлопнул. Мол, какую стервищу в доме держишь и не страшишься!

Слышно было, как запертая в “светелке”, колотится в двери Аська.

— Гады!.. Не забуду!.. Урою!.. Всех урою!.. Вика, змея подколодная!.. А ты, Морж, ты!.. Жди завтра угрюмых мальчиков в подъезде!.. — И завыла визгливо: — Смеясь отдамся королю и плача — палачу!.. Кайф невозможно отсосать назад!.. Будет тебе, Морж, кайф!.. Я тебе ЛСД в кофе подсыплю, гаду! Насмотришься у меня мультиков! Сдам слюноротого!.. Ви-ка! Вавила! Гондон штопаный! Убери этого мордоворота!

Сигизмунд беспомощно посмотрел на Вавилу. По квартире неудержимо неслось:

— Фа-арш невозмо-ожно… проверну-уть наза-ад!.. У, суки!.. Пусти-и-ите!..

— Как бы соседей не переполошила, — озаботился Сигизмунд.

Вика посмотрела на него с откровенным презрением.

— Больше тебя ничего не беспокоит?

— Меня слишком многое беспокоит, Виктория. Ты даже себе не представляешь — насколько.

Из коридора доносилось бормотание скалкса — колыбельную Аське напевал, что ли, или иначе как общался?

Тишину разрывали визгливые аськины выкрики:

А тебя, Виктория, я больше за родственницу не держу! Моржу все равно, его сегодня завалят, а тебе плохо будет!..

С тобой, Морж, с гадом продажным, изменила!..

Однажды Аська орала блатные песни семь часов кряду. А опосля серебристым комариным сопрано пропищала романс “Белой акации гроздья душистые”. Голос у нее, видите ли, от природы поставленный. Поэтому — и Сигизмунд знал это слишком хорошо — надрываться Анастасия может о-очень долго. Придется терпеть. В сталинских застенках и не такое терпели. И ничего. Даже Анахрон, гляди ж ты, сляпали.

…Они сидели на кухне и пытались чинно пить чай. Вели беседы.

Вамба, отпив неумеренно сладкого чая, по-сельски кондово — из блюдца, что-то сказал Сигизмунду. Вика перевела:

— Говорит, понравилась ему та штука, “где вода”.

— Какая штука? Где вода? — не понял Сигизмунд.

— Унитаз, должно быть.