— А какую клятву?
— Того никто не помнит. Но аттила считает — боги покарали. И Сегерих так считает. Похоже, Сегерих у них в селе и впрямь за самого умного канал.
— Спроси, какой он из себя, Сегерих-то? — попросил Сигизмунд.
Аттила охотно объяснил: не самый умный, но самый правильный. Сегерих — родич аттилы. Стало быть, и Сигизмунду он родич тоже. Если Сегерих за что-то взялся — значит, смело можно за это браться. Сегерих всегда примером служит. Поэтому и ищет аттила Сегериха. Где Сегерих прижился и как обустроился — так и нам поступать должно, не ошибемся.
— В “Сайгоне”, во всяком случае, Сегериха не было, — мрачно сострил Сигизмунд.
— Естественно, не было. Такие, как Сегерих, в “Сайгон” не ходят. Туда такие, как Вавила, ходят.
Сигизмунд посмотрел на сияющую Лантхильду, на аттилу, который победоносно улыбался, видя, что его рассказы произвели сильное впечатление, и вздохнул. Надо как-то сказать им, что в овраге близ села гарью пахло.
Сигизмунд решил зайти издалека.
— Вика, спроси: у них там часто пожары бывали?
Вика переговорила с аттилой, потом покачала головой.
— Пожары нечасто, а вот лихие люди, случалось, бродили.
Сигизмунд покусал губу. Аттила посмотрел на него с внезапно вспыхнувшей тревогой. Отрывисто спросил о чем-то. Сигизмунд бросил взгляд на Вику.
— Скажи ему…
Вика, осторожно подбирая слова, заговорила с дедом Валамиром. Тот слушал, все больше супя лохматые брови. Переспросил. Вика подтвердила. Неожиданно дед метнулся через стол и схватил Вику рукой — не рукой, а лапищей, волосатой, в белых шрамах. Тряхнул, рыкнул что-то. Вика кивнула.
Тогда он оттолкнул ее руку, отвернулся и замер в неподвижности с каменным лицом. Лантхильда что-то испуганно пролепетала. Аттила даже не повернулся в ее сторону.
Вика посидела, потерла запястье — там остались красные пятна. Потом встала и вышла из комнаты.
Сигизмунд чувствовал себя неловко. Лантхильда уставилась на него. У нее уже покраснел кончик носа, в глазах набухали слезы. Сигизмунд поднялся, подошел к Лантхильде, чтобы утешить. Она с ревом приникла к его груди.
Вернулась Вика. Сигизмунд думал, что она обиделась на старика, а она, оказывается, на кухню ходила. Принесла ему горячего молока с медом и маслом. Видать, старому вандалу этот напиток казался верхом сытости и благополучия.
Поставила перед ним стакан в аспидовом подстаканнике. Как символ власти утвердила.
Не поблагодарив, дед медленно осушил стакан. Сигзмунд вдруг понял, почему Виктория боготворит Валамира. На этого старика действительно можно было валить и валить — проблемы, беды, ответственность. Эти широкие плечи не гнулись.
Глядя, как Валамир пьет горячее молоко, Сигизмунд думал — и мысли эти удивляли его самого: вот отец, которого я всегда себе желал. И не то, чтобы он не любил Бориса Моржа, за которого вышла замуж Ангелина Стрыйковская. Любил, конечно. Но по сравнению с Валамиром жидковат Боря. Если уж честно, ни в какое сравнение не идет он с Валамиром, сыном Гундамира.
Допив молоко, старик помолчал еще немного. А потом, обратившись к Виктории, проговорил:
— Если наше село и вправду сгорело, то, выходит, мы навсегда останемся жить у Сигизмунда?
— Почему? — поразилась Вика.
— Потому что нам некуда возвращаться.
Мысли разом поднялись в голове у Сигизмунда и завертелись в бешеном вихре. Итак, теория бытийной массы. Чем меньше бытийная масса, тем легче Анахрон удерживает перемещенного во времени человека там, куда его забросило. Если бы Сигизмунд 14 ноября 1984 года погиб в ДТП — или, скажем, последствия аварии были бы очень тяжелы, то…
Старый вандал интуитивно угадал один из принципов работы Анахрона. Село сожгли какие-то “лихие люди”, бытийная масса его обитателей понизилась практически до нуля, следовательно…
Ай да дед Валамир!
— Спроси его, что он думает делать.
— Он прав?
— Вот именно.
Вика коротко переговорила с Валамиром. Тот сказал ей что-то, пожав плечами.
Вика обратилась к Сигизмунду.
— Он говорит: один раз ему доводилось пережить такое нападение. Его род — кто уцелел — должен выжить. Он не допустит, чтобы его род погиб. Он говорит: “Будем выживать”.
Старик помолчал немного. Потом поднял голову. Видно было, что он успел принять какое-то решение. Повернувшись к Сигизмунд, проговорил что-то, сильно хлопнув ладонями по столу.
— Что он хочет?
— Говорит: “Сигизмунд, я хочу, чтобы ты научил нас, как можно выжить здесь.”
Вечером, выгуливая пса и слушая его бессмысленный лай на какую-то очередную кошку, Сигизмунд сердито бормотал себе под нос:
— Хорошенькое дело. Только этого мне не хватало. “С.Б.Морж: Школа выживания. Обучаю вандалов выживать в условиях постперестроечной России”.
Он замолчал. Остановился. Мысль взорвалась в мозгу, как петарда.
Школа выживания. ШКОЛА ВЫЖИВАНИЯ! А ведь это бизнес.
Ослепительно-белая вспышка первой мысли мгновенно рассыпалась на множество суетливо вертящихся звездочек. Припахать бойца Федора. Вамбу припахать, он у нас, кажется, охотник. Вавилу — тоже. Дидиса. Ну конечно же Дидиса! Вот великий спец по части выживания. Психолог. Он же раб, сменил кучу хозяев, Аська рассказывала. И мастер на все руки…
Стоп! Они же все беспаспортные…
Херня! Оформим на подставных лиц.
Так! Сфера услуг делится на две категории: выживание в лесу и выживание в условиях мегаполиса. Федор. Шурин Федора. Вандалов — в лесной сектор. Семинар по гибкости психологии: умение приспосабливать психику к любым условиям — это повесим на раба.
Сигизмунд хмыкнул. Идея сперва помстилась гениальной, спустя мгновение — абсурдной, но по зрелом размышлении налилась неожиданно осязаемой плотью. Одуряюще запахла деньгами.
Впервые за много дней Сигизмунд проснулся с ощущением, что вчера произошло что-то светлое. Мгновенно вспомнил: школа выживания.
Не вставая с постели, потянулся через Лантхильду к телефону, набрал федоровский номер. Ясно было, что сейчас, когда дела “Морены” прочно встали, Федор где-то подхалтуривает. Сигизмунд хотел поймать его до ухода на халтуру.
Федор еще спал. Был разбужен. Заслышав строгий голос Сигизмунда, мгновенно собрался и сделал вид, что давно бодрствует.
— Слушаю, Сигизмунд Борисович.
— Знаешь что, Федор. Подъезжай-ка ты ко мне сегодня к шестнадцати часам, — сказал Сигизмунд
