— Вот с этого и нужно было начинать.
— Мама, пожалуйста, прости меня! Мне очень жаль, что так получилось. Баронесса молчала.
— Ну мама, пожалуйста! — Колетта вскочила и бросилась к баронессе.
Материнское сердце немного оттаяло.
— Почему же ты мне сама не сказала, дорогая, с самого начала?
— Я боялась.
— Неужели ты боишься меня?
— Я сама не знаю, как это получилось.
— Да успокойся же, все будет хорошо.
— А что будет с Александром?
— Ты должна забыть его.
— Но, мама…
— Молчи! Теперь всем займусь я.
Колетта, рыдая, опустилась на колени и обхватила ноги матери руками.
— Да полно тебе, сядь и хорошенько подумай обо всем случившемся.
В это время шевалье Александр Шенье, заложив руки за спину, мерил шагами комнату из угла в угол. Он уже понимал, что этот деньв доме баронессы будет для него последним, проведенным вместе с Колеттой. Молодому человеку предстоял тяжелый разговор, и он старательно подбирал слова, такие, чтобы не обидеть баронессу и в то же время сохранить собственное достоинство. Ведь он и в самом деле любил Колетту или во всяком случае, верил в то, что любит ее.
Дверь, скрывшая от него девушку, распахнулась, и на пороге возникла баронесса Дюамель. В руках она держала пачку писем, перевязанных розовой шелковой лентой.
— Мадам, — начал заготовленную речь Александр Шенье.
— Я не желаю вас слушать, молодой человек, — бросила баронесса, — вы воспользовались моей доверчивостью, проникли в дом, чтобы обмануть моего ребенка.
— Но… мадам…
— Молчите!
— Я хочу вам объяснить…
— Не желаю слушать!
— Выслушайте меня…
— Забирайте свои письма и вещи и покиньте мой дом, — баронессав сердцах швырнула пачку писем к его ногам.
— Выслушайте меня…
— Я не хочу вас слушать! Я желаю всего лишь, чтобы ваша ногане пересекала порога моего дома.
— Но мадам… — гордо вскинув голову, произнес учитель музыки.
Колетта, уже немного оправившись от потрясения, боязливо выглядывала из-за дверного косяка.
Приободренный тем, что девушка смотрит на него, шевалье расправил плечи.
— Я не причинил вреда ни вам, ни вашей дочери, мадам. Неужеливы не понимаете, что нет причин сердиться на меня?
— Я вам уже сказала.
— Хорошо, я подчиняюсь и покидаю ваш дом. Александр Шенье судорожно принялся собирать ноты. Книжки сыпались у него из рук, и он не знал, за что схватиться — то ли за арфу, то ли за рассыпанныекнижки. Выглядел он, в общем, довольно комично. Арфа отвечала на его прикосновения звоном струн. Колетта, все слыша и видя, беззвучно зарыдала. А сердце баронессы Дюамель не так-то легко было тронуть. Она с презрением посмотрела вслед уходившему Александру Шенье.
Колетта не выдержала и бросилась вслед.
— Александр!
Но мать схватила ее за руку.
— Если ты сейчас выбежишь на крыльцо, можешь не возвращаться.
Колетта тут же остановилась, и баронесса увела ее.
Александр Шенье, злой как черт, выбежал на улицу с арфой в руках и остановился, не зная, куда идти. Под мышкой он сжимал неряшливо сложенные ноты и пачку писем, перевязанных трогательной розовой шелковой лентой.
И тут послышался приятный женский голос:
— Шевалье!
Александр оглянулся, не понимая, кто его зовет.
— Шевалье, да неужели вы не видите меня? И только сейчас он заметил карету, стоявшую на другой стороне улицы. На дверях красовался герб графов Аламбер. Из-за приоткрытой дверцы ему приветливо помахивала рукой мадемуазель Аламбер.
Шевалье ничего не понимал. Он считал, что Констанция должна быть на стороне баронессы, ведь она опекала Колетту, а лицо мадемуазель Аламбер говорило о ее расположении к шевалье, ее лукавая улыбка, прищуренные глаза.
— Да идите же сюда! Не бойтесь меня! Шевалье пережил за сегодняшний день столько потрясений, что уже ничему не удивляясь, сел в карету. Дверца тут же захлопнулась, лакей вскочил на запятки и экипаж загрохотал по мостовой, пугая прохожих.
— Чем обязан, мадемуазель? — наконец-то придя в себя, спросилАлександр.
Констанция улыбнулась обезоруживающе и приветливо так, чторассеяла последние сомнения молодого человека.
— У меня есть письмо для вас.
— От кого?
— Неужели вы не догадываетесь?
— Неужели от Колетты? Когда она успела написать его?
— Она написала его еще утром, — Констанция улыбнулась еще более приветливо.
Конечно же, она не собиралась говорить учителю музыки Александру Шенье о том, что письмо было написано под ее диктовку.
— Где оно? — воскликнул Александр.
— Вот, — Констанция помахала конвертом перед самым его лицоми разжала пальцы.
Тот спланировал ему на колени, и шевалье сразу же начал его читать. Его лицо просияло и из груди вырвался вздох облегчения.
— Куда мы едем? Констанция кивнула.
— Ко мне.
— Но я…
— Погодите, шевалье, вам нужно написать ответ.
— Вы так любезны, мадемуазель.
— Не стоит благодарности, я всего лишь пекусь о своей Колетте.
— Но я думал…
— Вы правильно думали, баронесса просила меня следить за ее дочерью, но сердце мне подсказывает, что ваши помыслы чисты, шевалье.
— Я напишу ей ответ! — воскликнул Александр Шенье.
— Конечно же, и сделаете это у меня дома.
— Но мне, право… неудобно, мадемуазель.
— Какая ерунда!
Учитель музыки на мгновение задумался и его лицо погрустнело. — Мадемуазель Аламбер, я даже не знаю, как благодарить вас, мысли мои сейчас находятся в расстройстве и я вряд ли напишу что-нибудь путное. Остановите, пожалуйста, карету, я должен походить, все обдумать.
— Вы так волнуетесь, шевалье?
— Конечно же, мадемуазель.