— Я боюсь, мне очень страшно. Мне еще никогда в жизни не былотак страшно.

— Да что ты, любимая моя! — Филипп прижал девушку к груди и зашептал ей на ухо ласковые слова, пытаясь ободрить и утешить своюрастерявшуюся испуганную подругу.

Он говорил так, словно они сейчас сидели не у разбитого окна, а на теплом, прогретом солнцем камне посреди ручья. И казалось, непули свистят у их голов, а радостно щебечут птицы и журчат волны. И не стоны и проклятья раздаются со всех сторон, а шумит водопад.От слов Филиппа Констанция успокоилась. Испуг исчез с ее лица, а движения стали спокойными и уверенными. Девушка сбежала вниз и принесла четыре пистолета.

— Филипп, позволь я буду рядом с тобой!

— Нет-нет, Констанция, будь внизу, здесь очень опасно!

— Когда ты рядом, дорогой, я чувствую себя куда более уверенной, и меня не пугают выстрелы и свист пуль.

Филипп рассмеялся.Прибежала Лилиан.

— Филипп! — она принялась трясти за плечо брата. — Марсель ранен!

Филипп Абинье с ружьем наперевес заспешил вниз. Одного взгляда Марселя Бланше было достаточно, чтобы понять, что его дела плохи. Он был бледен, а по лицу струился пот. Волосы слиплись и были растрепаны. Большое пятно крови ширилось на белой тугой повязке. Но все равно, через силу, мужчина продолжал улыбаться и с ненавистью смотрел на черный проем двери.

Филипп недоумевал:

» Почему же медлит Виктор? Почему бандиты не нападают?«

Но он не мог даже предположить, что бандитов осталось всего трое вместе с Виктором Реньяром.

Тишина становилась гнетущей. Из темноты послышался охрипший надсадный крик Виктора Реньяра:

— Констанция, выходи, я заберу тебя, и мы вернемся домой! Выходи!

— Никогда! Никогда я не выйду! — закричала девушка.

— Тогда выходи ты, Филипп Абинье, бесчестный вор, укравший Констанцию, посягнувший на честь рода Реньяров!

Филипп выхватил клинок и выскочил во двор. Прямо навстречу Филиппу шел немного прихрамывая Виктор Реньяр. Шпага поблескивала в его правой руке, а в левой он сжимал кинжал. Двое приспешников с ружьями наперевес следовали за своим главарем.Один из них навел ствол на Филиппа, готовый выстрелить.

Но Виктор предупредительно поднял руку:

Это будет честный бой! Я заколю этого мерзавца собственнойрукой.

Марсель, ухватившись рукой за подоконник, попытался подняться, но тут же с глухим стоном опустился на пол. . Лилиан, помоги мне!

Девушка подхватила своего дядю под руки, и он смог-таки подняться на ноги. Опираясь локтями о подоконник, Марсель Бланшенавел два заряженных пистолета на приспешников Виктора.

— Так-то оно будет лучше, — с улыбкой на бескровном лице проговорил Марсель. — Если только кто-то из вас шевельнется, я незадумываясь нажму на курок и будьте уверены, не промахнусь.

Бандиты переглянулись. Делать было нечего, они опустили ружья.

Марсель Бланше держался из последних сил. Свет то и дело меркв его глазах, голова кружилась. Но он собрал в кулак всю свою волюи держался на ногах.

Виктор Реньяр и Филипп Абинье медленно сходились.

Виктор остановился, расставив ноги, и взмахнул шпагой.Филипп отразил удар. Заскрежетала сталь и начался поединок.

И странное дело — не очень искусный в фехтовании Филипп умело вел бой. А Виктор, искушенный в подобных делах, с трудом отражал удары.

Констанция замерла на пороге дома. Она с ужасом смотрела на дерущихся и вздрагивала каждый раз, когда шпаги скрещивались. Она шептала побелевшими губами:

— Филипп, ФилиппВиктор то и дело поглядывал на Констанцию и тогда с еще большим остервенением бросался в бой. Он даже, изловчившись, сумел царапнуть острием шпаги по лицу Филиппа.Кровь двумя тонкими струйками зазмеилась по лицу юноши. Но этотолько придало Филиппу силы. Он с двойной энергией и яростью бросился на своего врага, и ему удалось выбить шпагу из рук противника.

Виктор от неожиданности отскочил, поскользнулся и, беспомощновзмахнув руками, рухнул на спину.

А Филипп успел наступить ногой на запястье руки, в которой Виктор сжимал кинжал. И тут же, не давая противнику опомниться, приставил острие своей шпаги к его горлу.

Виктор зло захрипел, но ничего не мог поделать. Двое его людейбеспомощно переглядывались, но были бессильны, ведь Марсель Бланше держал их на прицеле.

— Ну что же, убивай меня, что же ты медлишь? — зло проговорил Виктор, закрывая глаза.

Он ощущал острие шпаги на своем горле, каждое мгновение могло стать для него последним.

» Ну что же он медлит? — думал Виктор, — наверное, он хочет насладиться, видя мою беспомощность «.

— Убивай! — вновь прохрипел Виктор и почувствовал, как кожапод острием шпаги натянулась. И тут раздался иступленный крик Констанции.

— Остановись, Филипп! — и девушка вцепилась ему в руку. — Я заклинаю тебя, не убивай его!

Филипп словно очнулся. Он посмотрел в лицо Констанции и увидел такую невыносимую тоску и мольбу в ее глазах, что ему сделалось не по себе.

Он отбросил шпагу в сторону и отступил.

Виктор, еще не веря в свое спасение, приподнялся на локтях и судивлением посмотрел на Констанцию. Он не ожидал от нее подобного.

— Убирайся отсюда! — закричал Филипп Виктору. — Убирайся и никогда больше не появляйся возле моего дома, иначе я убью тебя! Благодари Констанцию за свое спасение.

Он развернулся и пошел к дому.

А Марсель Бланше прохрипел:

— Забирайте трупы своих людей и проваливайте отсюда! И не показывайтесь здесь, иначе я пристрелю вас!

Виктор поднялся на ноги.

Констанция стояла всего в трех шагах от него, и Виктор попытался шагнуть к ней. Но взгляд Констанции был красноречивее любых слов — между ней и Виктором стояла невидимая стена, за которую Виктор не мог сделать и шага.

Он опустил голову и бросил своим людям:

— Собирайте убитых, уходим.

А сам, пошатываясь как пьяный, двинулся в темноту.

За час до рассвета начался проливной дождь. Он и погасил уже догоравшие постройки и стога соломы.

Дом Абинье представлял собой ужасное зрелище — выбитые двери, разбитые окна, закопченные стены. Но еще более ужасно было внутри — перевернутая мебель, пулевые отверстия в стенах, разбитая посуда, кровь на полу и на стенах.

С каждой минутой Марселю Бланше становилось все хуже и хуже. Он уже не приходил в себя, бредил, выкрикивал какие-то слова, имена, шептал молитвы. Потом силы оставляли мужчину, и его голова запрокидывалась, а глаза закатывались.