И впрямь — целый разворот с картинкой! С массой сведений! Стало быть, желающие бабушки- дедушки, дети-внуки узнают, что:
«История отечественной водки уходит корнями в XIV век, но настоящего расцвета ее производство достигло в прошлом столетии, когда спрос и предложение соперничали в интенсивности. Учитывая тот строго научный факт, что водка представляет смесь этилового спирта с водой, стоит начать теоретические изыскания именно с прародителя водки — спирта…
Спирт, производимый у нас в отечестве, между прочим, бойко экспортировался. Особенно он котировался в солнечной Испании, где употребляется для сдабривания вин. Но, как говорится, недолго музыка играла. В Испании вдруг было запрещено сдабривать благородные местные напитки вульгарным заводским спиртом. Вслед за этим начался форменный обвал: один за другим рухнули английский, датский, греческий, болгарский, египетский рынки. Приунывшая Россия решила взять реванш в Турции, с которой была налажена через Одессу прекрасная торговая связь. В 1908 году братья-турки получили от нас 2 миллиона ведер паточного и хлебного спирта. Употребив его, они, видимо, спохватились. Во всяком случае, уже в следующем, 1909 году вышло строжайшее запрещение на продажу напитков, сдобренных каким-либо спиртом, кроме виноградного…
Неприятности с экспортом не мешали прогрессу. Прибыльное дело не топталось на месте, о чем с энтузиазмом писала пресса: «… огромный успех сделала горячая очистка спирта — ректификация; с 1902 года почти вся винокурка идет на ректификацию для надобностей казенной винной операции» и т.д. и т.п.
Интересно? Конечно. А дальше пошли сведения, полезные, благодатные: под пушкинское (газета же интеллигенции, в основном, предназначенная, ценителям высокого!) «Сердцу будет веселей».
В каком случае? При каких обстоятельствах сердцу будет так хорошо? А тогда, когда вы отправитесь прямиком в отдел реализации товаров, в том числе и водки… ФАО «Ферейн» вместе с корреспондентом «Москвички»… Вам объяснят, как следует покупать водку, что «… на размышления должна навести откровенно заниженная стоимость, хотя это показатель не стопроцентный. Кто знает, может, завтра жулики резко изменят ценовую политику?» Что большие трудности возникли бы и у тех, кто вздумал бы подделать алкогольную продукцию, выпускаемую на «Ферейне» (всего производится пять сортов водки). Здесь тоже усложненный дизайн, в частности несколько этикеток, так называемые «кольетки» (те, что украшают на манер колье горлышки бутылок), и даже портреты главы предприятия Владимира Брынцалова». Что «далеко не последний вопрос, в каком состоянии находится сама бутылка. Не мутная ли она, не грязная ли? Дело не только в гигиене. „Подпольщики“ в целях экономии употребляют посуду, уже не раз использованную. Казалось, что в этом такого страшного? Но вот представьте ситуацию: в пустой бутылке хранится какой-нибудь растворитель, ацетон, в общем, нечто сугубо не пищевое. Потом бутылка выбрасывается, нищая старушка ее тут же подбирает и прямиком несет сдавать. Стеклотара путешествует, попадает к производителям самодельного питья, те ее слегка ополаскивают и пускают в оборот. Опасные добавки в водке гарантированы. Все очень просто.
Короче, возьмите себе за правило требовать сертификат качества. Если будут отнекиваться — воздержитесь от покупки.
Если же вам его предоставят, и вы получите документальное подтверждение того, что данная продукция соответствует требованиям безопасности, можете смело приобретать спиртное. И спокойно праздновать с друзьями какое-нибудь радостное событие».
И казалось бы — многие-многие вам лета в совместных трудах — «Москвичка» и «Ферейн»! тем более что «связь» с газетой предоставила «Ферейну» известные льготы…
Но — увы и ах! Хоть счастье было так близко, так возможно — денежки от Владимира Алексеевича отчего-то не спешили в сторону терпеливой «Москвички», и все с задержками, все через пень-колоду, как говорится. А потом выяснится, что вообще эта «любовь» — «без права на погляд». Придет вежливый, корректный сотрудник Евгений, чтобы обговорить возникающие вопросы с Владимиром Алексеевичем, а он — не принимает, ему некогда… Как ни поглядишь — уже с утра сидит на диване в отделе рекламы, ждет, вдруг его примут, вдруг все объяснят…
А недели бегут… Коллектив газеты в трепете, в тревоге, сомнениях… Почти все тут женщины — у них и без того с нервишками плоховат. А что как все их дело рухнет? Куда идти? Как жить? И вопрос вопросов:
— Почему Брынцалов не скажет что-то определенное? Будет спонсировать или ему плевать на это?
Опять бегут недели без ответа, без ясности… Наконец редактор Виктория Арсеньева прибегает к эпистолярному жанру — оставляет в приемной Великого и Могучего письмо.
Редакция опять замирает в ожидании. Что, что он скажет? «Да» или «нет»?
Но ничего абсолютно ничего он не говорит. Словно бы никто ему ничего не писал, не молил о взаимности, ну пусть не о взаимности, а о ясности…
Одно утешало: как говорили, таких «цидулек» с воплями недоумения от растерянных партнеров порядком лежало на столе у секретарши. И гордость взяла свое — отступилась «Москвичка» от своей мечты о постоянном благодетеле… Закончила свое хождение по мраморным полам и лестницам сказочного «Ферейна»…
Позвонила журналистка из «Москвички» и призналась:
— Ужасное ощущение от в сего этого. Ну как прежде говорилось — «поматросил да и бросил». Казалось, что просто на тебе потоптались… Что такого просто не бывает, не может быть. А достала «Маску» чеховскую, стала читать и, знаете ли, успокоилась.
— Чем же?
— А все уже было! Было!
Я тоже полезла в шкаф, достала рассказ «Макса» и стала читать:
«. . . Мужчина покачнулся и смахнул рукой со стола несколько журналов.
— Становь сюда! А вы, господа читатели, подвиньтесь: некогда тут с газетами да с политикой… Бросайте!
— Я просил бы вас потише, — сказал один из интеллигентов, поглядев на маску через очки. — Здесь читальня, а не буфет… Здесь не место пить.
— Почему не место? Нешто стол качается или потолок обвалиться может? Чудно! Но… некогда разговаривать! Бросайте газеты… Почитали малость и будет с вас… и так уже умны очень, да и глаза попортишь, а главнее всего — я не желаю и все тут…
— То есть как же это? — спросил казначей сиротского суда Белебухин, краснея и пожимая плечами. — Я даже не понимаю… Какой-то нахал врывается сюда и… вдруг такие вещи.
— Какое это такое слово нахал? — крикнул мужчина с павлиньими перьями и стукнул кулаком по столу, да так, что на подносе запрыгали стаканы. — Кому ты говоришь? Ты думаешь, как я в маске, так ты можешь мне разные слова говорить? Перец ты этакий! Выходи, кому говорю! Директор банка, проваливай подобру-поздорову! Все уходите, чтоб ни одной шельмы тут не осталось! Айда, к свиньям собачьим!»
Было, многое было, а загадка остается — неужто богатство настолько погибельно для отдельных и многих душ, что тут уж ничего поделать нельзя? Что, богатый — это уже диагноз?
Не знаю, не знаю… Но если бы только один В.А. Брынцалов был такой «неуправляемый», если бы только он единственный, разбогатевший столь стремительно и мощно на обломках Великой Империи, поступал с женщинами столь неделикатно! Имею в виду все ту же «отвергнутую» «Москвичку»… Хотя, вот ведь штука! — именно она сумела отблагодарить и увековечить сложноватый облик бизнесмена на своих страницах в том самом интервью со всей возможной к нему симпатией!
И, казалось бы, — «не отрывайся от масс», не пренебрегай!
Увы, увы! Логику я лично нащупать не смогла…
А может, вопреки всякой логике, ему не по душе именно «свои», очень уж до пресноты «правильные», без задней мысли, без готовности подъелдыкнуть, подкузьмить? Может быть, ему в кайф статейка в «Аргументах и фактах под названием „Брынцалов на обочине“ с фотографией, где герой еще только натянул брюки, но не успел их застегнуть, и рубашка топорщится… Ну вовсе „домашний“ снимок… И
