становится обидно так же, как любому русскому человеку, который может себя назвать патриотом или более-менее любящим свою родину хотя бы за то, что он здесь родился. Иностранным производителям рынок здесь отдан на поругание. Как вот сестру свою родную взять и отдать врагу. Вот делай с ней, что хочешь. И они с ней делают, что хотят. Панадол, аспирин, то, се, реклама разрешена и так далее. Начиная с Нечаева, лицензии выдавались как никогда в советское время не выдавались.

— Это ведь министр здравоохранения? Как его звали-то?

— Эдуард Николаевич Нечаев. Я не говорю об инсулине. «Ферейн» строит на свои деньги завод, то есть Владимир Алексеевич строит на свои деньги завод, инсулин начинаем производить совместно с импортными компаниями, замечательный инсулин. Представляете? Мы здесь открываем производство, построили завод, прекраснейший завод, великолепные отзывы, аудиты приходят ведущих фармацевтических фирм. Великолепно, и на свои собственные деньги. А Эдуард Нечаев шурует в Майкопе субстанцию инсулина, отправляет ее в Польшу, в Польше делают готовое лекарство и завозят в Россию.

— Зачем?

— Зачем, я вас тоже спрашиваю? Зачем? Брынцалов — это только один случай. А таких случаев миллион. Зачем? Прекратили у нас производство субстанции ацетилсалициловой кислоты, признанный мировой лидер, Новокузнецкий завод «Органика». Нате вам, пожалуйста, аспирин «Байер». «Байер» покупает у них аспирин, делает свою лекарственную форму…

— Где он покупает?

— В Новокузнецке.

— Да что вы?!

— Покупает аспирин, делает свою лекарственную форму и поставляет нам ее сюда! То же, что и с нефтью происходит. Нефть у нас покупается, из нее там делается бензин, продукты перегонки, синтеза, и потом это ввозится в виде готового продукта. То есть там создается прибавочная стоимость, и ввозится товар сюда. Вот потому Брынцалов и вылез. Его, как русского промышленника, это просто возмущает до рвоты! И он решил: я не могу сидеть, если я житель этой страны и хочу жить здесь, а не так, как другие: собрал свой капитальчик — и на Канары, виллу, яхту, молодая жена, великолепные дети, молодой сам — чего еще нужно? Живи спокойно! «Нет, — говорит, — я в этой стране, я здесь жил, умру, и дети мои здесь родились, здесь будут жить, и здесь будут и их дети. Поэтому я пойду туда, буду депутатом, буду им говорить. Я не буду ругаться, но я найду с ними общий язык, я буду с ними разговаривать, я буду их учить, что нельзя так делать. Воруют, обворовывается страна! Казалось бы — простая вещь. Можно сделать таким образом — опять же тот же „Байер“, опять тот же УПСА. Две компании, выпускающие аспирин. Вот я бы, как министр, сделал так: вызвал представителей этих компаний к себе в приемную и сказал сначала представителю „Байера“: „Вот ты, дорогой господин, своим аспирином на российском рынке торгуешь и прибыль получаешь, и объемы торговли известны — многие миллионы долларов, порядка ста миллионов долларов. При этом стоимость субстанции, которую ты здесь оставляешь, — миллион — одна сотая часть, а остальное — упаковка, то, се, что можно сделать здесь. Обновите линии! Этот завод будет стоить пять миллионов долларов“. Я бы сказал: „Вот давай, на свои прибыли, которые ты здесь получаешь, построй завод, пожалуйста, не надо на „Ферейне“, вот Семашко, второй завод, и начинай выпускать препарат. Субстанцию можешь привезти, марку свою на упаковке оставь, ради Бога, но прибылью делись! Оставь здесь товар! Зачем его загонять за рубеж в виде валюты, покупая там продукцию?“ Патриотично бы поступил такой министр или нет? Тут же организовал бы рабочие места для российских граждан, производство получил бы современное и сохранил бы хорошие отношения с иностранной компанией — все в порядке. А то они смотрят на нас, как на дураков, и говорят: „Слушайте, идиоты какие-то! Чего они делают-то?“ Вы посмотрите взлеты всех этих… Корейский вариант — с чего они начинали? Отверточная технология. Это же понятно, да? Что, телевизор „Панасоник“ хуже нашего „Горизонта“? Есть псевдопатриоты, которые на самом деле оказываются для нашей страны враги номер один, кричат: „Ой, какой „Панасоник“? Не надо „Панасоников“, давайте „Горизонты!“ Сами при этом смотрят „Панасоники“ и стараются видюшники и фильмы тоже смотреть импортные. А есть другие патриоты, типа Брынцалова, которые говорят: „Давайте введем на „Панасоники“ таможенные пошлины сто процентов“. Для чего? Тот же телевизор „Горизонт“ или „Электрон“, или „ТВТ“, или другой какой-то пусть эта фирма японская уважаемая поставит в виде блоков, панелей, кинескопов, корпусов, а наши рабочие, по корейскому варианту — отверточная технология! — соберут этот «Панасоник“ здесь. Рабочие места создаются, в государстве остаются деньги, не надо отправлять туда валюту, с таким трудом зарабатываемую, которая за счет нефти, электроэнергии, газа уходит туда. Наш фермер не может произвести это масло — ну дай ты ему эту упаковочную машину, которая это масло сделает в маленьких формочках, удобных для покупателя, законсервирует его, в конце концов, заморозит, машину ему купи для доставки, чтобы оно не портилось в дороге, и не в бумагу завернутое, а в нормальную, хорошую упаковку! Или мясо разделай, купи ему мясо- молочный завод. Неужели нельзя это сделать? Вот для чего Брынцалов пошел на выборы, вот это его стимулировало. А как по-другому, кто сделает-то, если не он, не я, не другие?

— И как же в этих условиях вы будете дальше карабкаться?

— Что же, вы думаете, мы такие беззубые? В этом черта Брынцалова, что он сам не успокаивается, и нам не дает. Если это его, — а он все российское считает своим, — вырвет. Вот заглотишь его, он засунет руку в рот, из желудка достанет этот кусок и вырвет: отдай, мое! И других заставляет так работать! Представляете? За свое, то, что мы сделали, мы будем бороться. Мы не сдадимся, мы будем биться, и в конце концов эти деньги, которые отправляются за рубеж, останутся здесь, на «Ферейне». Не псевдомайкопский инсулин, который Нечаев якобы здесь производит, а на самом деле полякам отправлялись деньги за эту лекарственную форму, — нет, накося, выкуси, больше не надо! Все останется здесь, в России, в русской фармацевтической компании, которая называется ФАО «Ферейн»!

— Говорят, вы зарываетесь?

— Мы не зарываемся, мы ведем себя мирно, нормально. Нас пытались ту по-разному зажать, потому что у нас дурацкие законы, все сделано, чтобы загубить российского производителя, никто его не ждет, только слова одни: предприниматели, вот, их нужно поддерживать, и так далее, и тому подобное. У граждан нет заработной платы, им оплачивать нечем товарные массы. И у банка нет денег. Банку невыгодно инвестировать производств. Те банки, которые инвестируют производство, например, Тверьуниверсалбанк и другие, они пропали. В итоге — общество безденежное на сегодняшний день. Нам грозить и угрожать бесполезно. А правительство на нас, как на всех других предпринимателей, накатывает постоянно. Ну, например, с налогами. Вот, пожалуйста, в прошлом году, девятнадцатого декабря, в обеденное время, я выходу вот из этой двери, иду в сторону коридора — бежит наш сотрудник, а за ним гонится… автоматчик, вот в этом своем пятнистом одеянии, и в чулке, где только одни глаза видны, с автоматом наперевес! Это налоговая полиция приехала брать с «Ферейна» налоги за якобы полученную прибыль. И мало того — они накрутили еще пени, и в результате сумма налогов у нас составляла где-то около двадцати семи миллиардов, а с пенями она выросла до цифры шестьдесят восемь!

— Отдали?

— Послушайте, а почему мы должны отдавать? Я ж вам говорю, что Ферейн» — такая фирма, которая просто так не отдаст свое.

— Боретесь?

— Боремся, мы подали в суд и отбились от них. Это Брынцалов! Другой бы отступил, а он… Иногда устаешь, надоедает все, думаешь — к чертовой бабушке! Но все-таки я небогатый человек, ни замков, ни дворцов, есть дача в Дмитрове, дом бревенчатый. Вот поэтому я не могу бросить эту работу, к сожалению. Она кормит мою семью, мать — пенсионерка, брат — чернобылец, инвалид, у него трое детей, жена не работает, им нужно помогать. В общем-то, я один в семье кормилец. Второй брата — военный, тоже зарплату не платят уже полгода. Полковник, афганец, два ранения, награды правительственные… Поэтому я не могу бросить эту работу.

— А чем кончилось все тогда? Куда они делись, эти автоматчики?

— Ну куда делись? Они встретили меня, я, к сожалению, один оказался, потому что генеральный директор уехал на обед. Я их попросил подождать. Они постояли, с них пыл этот спал. А они в бронежилетах, им тяжело, жарко…

— Мальчишки, в общем-то?