интервью, с полным основанием считает своей настоящей родиной. Вернулся, чтобы, как он сообщил во всеуслышание, уже не уезжать никогда.

Правда, про детдом он корреспондентам не говорил, потому что человек он отнюдь не сентиментальный. Это ему в плюс. Потому что я считаю излишние проявления сентиментальности и всяких подобных соплей признаком скрытого садизма либо душевной слабости. А слабому человеку нечего делать в бизнесе, тем более в бизнесе по-российски.

О том, что Гуртовой – воспитанник местного детского дома, за исключением корреспондентов знают, пожалуй, все жители Алпатова. И гордятся тем, что Виктоша вернулся в родные места. Гуртовой из тех, кого называют 'новыми русскими'. По слухам и по моим оперативным данным, он отнюдь не рублевый миллионер. Доказательств тому полным-полно. Хотя бы то, что в конце прошлого года он всеми правдами и не правдами сумел приобрести контрольный пакет акций стремительно катящегося к банкротству машиностроительного завода – единственного более или менее крупного промышленного предприятия, кормившего испокон века многие семьи алпатовцев. В невероятно короткие сроки сукин сын Виктоша умудрился провести реконструкцию и расширил производство. Теперь завод работает на полную катушку, обеспечивая страну качественными лицензионными кондиционерами, а алпатовцев – невероятно высокими, даже по столичным меркам, заработками. Народ, естественно, радуется. Завидует, но радуется. На этом наш миллионер не остановился – энергии у него хоть отбавляй. Он и дальше расширяет производство, а недавно модернизировал две городские бензоколонки, и вот сейчас собирается строить небольшую птицефабрику и первый в нашем городке супермаркет.

Нет, вы представляете – супермаркет в нашей деревне, мать его!

Еще он взял в аренду на сорок девять лет старую барскую усадьбу, где еще не так давно находился детдом. Тот самый детдом, в котором прошли его детство и юность. Взял вместе с прилегающим парком. Отремонтировал здание, привел в идеальный порядок сад и парк. И сейчас в бывшем детдоме заканчиваются отделочные работы и завозится обстановка – мебель там всякая, пальмы, ковры. Я его заведение еще не навещал. А надо будет. Потому что все это предназначено отнюдь не для нового детского дома – Гуртовой реалист и прагматик: он хочет превратить некогда ветхое и полузаброшенное здание в суперпрестижный загородный пансионат и закрытый деловой клуб.

И чует мое сердце, у него получится!

Последние недели две, по моим данным, он дневал и ночевал у себя в усадьбе, одним своим присутствием подгоняя и так изо всех сил старающихся рабочих и прорабов генподрядчика – московского совместного предприятия.

Таких же жуликов, как и он сам.

В общем, Гуртовой постепенно становится подлинным хозяином Алпатова, и все это прекрасно понимают. Я – тоже. Впрочем, большинство алпатовцев такое положение дел более чем устраивает – никуда не денешься: он создает рабочие места, капиталист сраный.

Вопрос, откуда у Гуртового такие огромные средства, – никого особенно не волнует. Хотя слухов ходит много. Говорят, что он нажил их в Москве на экспорте нефти и на торговле иномарками. В общем, всякое болтают. Но я-то хорошо знаю, откуда у Гуртового деньги. С небольшим, но весьма занимательным досье на Виктошу мне любезно позволил ознакомиться один мой старинный московский друган, коллега из ФСБ. Увы, теперь я четко знаю: Гуртовой никогда не сидел и с областными и московскими бандитами вроде бы не якшался. По крайней мере, напрямую. Он чист как ангел. Только крылышек не хватает для полноты картины. Раньше у его многочисленных контор были крыши, а сейчас он настолько развернулся, что ему бандиты до фени. У него своя мощная служба безопасности. К тому же у меня есть ощущение, что его оберегает и сама ФСБ. Но это – вне пределов моей компетенции. Пока Гуртовой по моей епархии не проходит, мне на его дела наплевать. Тем более что и местное начальство, а с недавних пор и милиция хотя и негласно, но на его стороне. Что-что, но Гуртовой явно не дурак и прекрасно знал, зачем заново оснащает наш ОВД.

Хитер бобер, в общем.

Мысль об этом окончательно вывела меня из себя. Я посмотрел на своих бойцов: в лощине Коля все еще возился с фотоаппаратом. Я шепотом выругался.

В кустах весело защебетала какая-то пичужка. Небо было безоблачным, солнце весело поднималось над верхушками деревьев – день обещал быть жарким.

Я отвернулся и стал преувеличенно внимательно рассматривать старый след протектора, сохранившийся на обочине дороги. Глядел я на него так, словно это был след ноги преступника. Меня мучили поганые предчувствия.

К тому же опять заныло под ложечкой и изжога подкатила. Знакомые ощущения: незалеченный гастрит, который рано или поздно – я это знал – перейдет в язву желудка. Конечно, надо было с утра пить не навиган и тем более не кофе, а махнуть стакан теплого молока. Или съесть тарелку овсянки, как обычно заставляет меня делать Катя. Но что теперь говорить. К тому же овсянку я на дух не переношу.

Сразу по приезде на место преступления я быстро, но тщательно осмотрел берег ручья и тропинку, ведущую наверх. Ходил молча, ни на кого не обращая внимания. Осмотрел я и то, что еще несколько часов тому назад было Иваном Пахомовичем Пахомовым, – бывший егерь, затем пенсионер, шестидесяти семи лет, несудимый, состоял, вдовец и так далее, – а теперь называлось коротко: 'труп гражданина Пахомова'. Все сведения об убитом мне сразу же по приезде четко и ясно изложил Михайлишин. Вид лежащего в ручье почти обезглавленного, синюшного трупа не прибавил мне хорошего настроения. Бесцельно, на взгляд неискушенного зрителя, побродив еще немного вокруг места преступления, я поднялся к машинам. Ничего особенного возле трупа я не обнаружил. И поэтому стал ждать: вдруг ребята что-нибудь нароют. Сейчас дело было за судмедэкспертом и собакой. Которой по-прежнему не было. Но я понимал, что на собаку надежды маловато: если и были какие следы, то их смыл ночной проливной дождь. А может быть, и не смыл.

Вот такие дела.

Все это тоже не радовало. Не попадем мы сразу в цвет, как пить дать, не попадем.

Возле меня давно топтался Михайлишин – он подошел сразу, как я вылез из лощины. Но я делал вид, что в упор его не вижу. Старший лейтенант был 'пустой'. Это я понял с первого же взгляда, как только выскочил из джипа и увидел на обочине его пришибленную фигуру. Парень коротко доложил мне обстановку. Но к сказанному по телефону ничего существенного кроме биографических данных покойного он добавить не мог. Если бы что-то новенькое обнаружилось, то Михайлишин давно бы сказал. Это же его участок. Да уж, Михайлишин постарался бы ничего не упустить. Но участковый был 'пустой'. И обсуждать с ним вероятные версии было бессмысленно. Надо сначала спокойно обмозговать ситуацию. Тем более что, как я уже говорил, собаки до сих пор не было.

Именно поэтому я не остался возле трупа, а поднялся к машинам и теперь вот размышлял, машинально переминаясь с ноги на ногу и уставившись на след протектора. И, естественно, молчал. А что тут скажешь? В этом году по району совершено пятое убийство. И все пять – не в академпоселке, а в райцентре. Три – обычные бытовухи по пьяному делу, и ребята из моего отдела быстро и без особых усилий раскрыли их по горячим следам. Убийцами, как и следовало ожидать, оказались местные. С четвертым пока не получалось. И, судя по странным обстоятельствам убийства, как-то: отсутствие явных мотивов и орудия преступления (жертва была застрелена из ТТ, гильзы остались на месте убийства, но пистолета так и не нашли), – быть ему 'висяком', то бишь оставаться нераскрытым – слишком мало данных, а следовательно, и надежды на то, что мы найдем убийцу. Который, судя по всему, был залетным. И скрылся без следа. Потому что пристрелили (четыре пули в грудь легли на редкость кучно) приехавшего в охотхозяйство на кабана одного московского функционера-демократа. Чрезвычайно шустрого и активного, если судить по публикациям.

Пристрелили голубя прямо на охоте, он и 'Хайль Гайдар' вякнуть не успел. Невелика шишка, но все равно убийство зависло. Дело взяла под контроль область. Потому как прихлопнули не Бог весть какую, но шишку. И мне время от времени устраивали головомойку по поводу этого 'висяка'. Как вспомню – на душе муторно.

И теперь новое – зверское убийство. Прав Михайлишин: не похоже оно ни на что. Хотя бы по способу убийства. По крайней мере, я ни с чем подобным не сталкивался. Он тоже. Но он – просто участковый, а я – сыщик. Разные весовые категории. Но не в этом дело: все когда-нибудь бывает в первый