как она опустила руки, дотронулась до живота, из которого уже била ее горячая кровь, и как закричала, не беззвучно, подобно Нуриману, а так, как кричит человек или, вернее, как кричит дикое, сильное животное, полное жажды жизни, но сознающее, что никакая жажда жизни не удержит его здесь, в этом прекрасном, сверкающем мире.

Он не хотел пропустить ни одного мгновения из тех, когда принцесса упала на россыпь светящейся гальки и стала биться, отравленная ядом мантикоры. Она ничего не могла теперь сделать с этим оружием Лотара, потому что даже Нуриман был бессилен против него. Она должна была умереть.

Но еще до того, как она умерла, до того, как погасли ее горящие красным Нуримановым огнем глаза, потому что демон вынужден был оставить свою мертвую служанку и вернуться в непроницаемые для человеческого ума бездны холодного мрака, еще до того, как победа оборотня стала окончательной, Лотар потерял сознание. Он тоже не мог остаться в этом мире, хотя все еще был жив. Силы его хватало, чтобы заставить сердце гнать кровь по разорванным, растерзанным венам, но смерть его была так же неминуема, как и смерть Мицар.

Лотар открыл глаза. Над ним склонились два лица. Рубос из Мирама, кажется, улыбался. Гигант полагал, что самое трудное позади, если Лотар смотрит на них. Но Сухмет был более сведущ, и лицо его было встревожено.

Лотар разлепил соленые от крови, потрескавшиеся губы. Но Сухмет не стал дожидаться, пока он выдавит из себя вопрос.

— Да. — Для верности он кивнул головой. — Она умерла, и смерть ее была ужасна.

Лотар улыбнулся кончиками губ.

— Я поклонился ей перед боем. Как ни странно, именно это спасло меня. Я пытался думать о ней без ненависти.

— Ты великий воин, Лотар, — произнес Рубос. — Не думаю, чтобы кто-либо еще мог сделать то, что сделал ты.

Как ни встревожен был Сухмет, он все-таки покосился на мирамца, словно был не согласен с ним или находил во всем происшедшем какой-то недостаток. Но это заметил только Лотар. Он с нежностью смотрел теперь на них обоих и поразился тому, как эти два совершенно различных человека составляют все, что у него есть дорогого в мире. Он даже не знал, беден ли он, или сказочно богат оттого, что они у него есть.

— Нужно… — Больше он не сумел издать ни одного членораздельного звука, но Сухмет все понял и так. Он покачал головой и раздельно произнес:

— Нет, жало мантикоры мы доставать не будем. Никто не знает, что может произойти, если из нее вытащить его. Рубос удивленно перевел на него взгляд.

— Не думаешь же ты, что она оживет, если мы выдернем эту адскую колючку? Сухмет был непреклонен.

— Не знаю, господин. И никто не знает. Слишком сильные поля сошлись здесь, в этом зале, и никто не может ничего сказать наверняка. — Рубос не сводил с него изумленного взгляда, тогда Сухмет добавил: — Ты же не хочешь, чтобы по этим темным лабиринтам нас еще преследовала принцесса-зомби?

После этого Рубос больше не спорил. Сухмет смахнул сухой ладошкой прилипшие мелкие камешки со щеки Лотара, потом озабоченно коснулся его лба.

— Ты потный, господин мой. Теряешь слишком много влаги. Попробуй замкнуть ее в себе, путь еще долгий.

Лотар улыбнулся. Его улыбка показалась бы безмятежной, если бы не нестерпимая боль, которая читалась в глазах драконьего оборотня.

— Не могу… даже это… трудно.

Лишь тогда Рубос стал понимать, что произошло. До него дошло, что оборотень, который не может залечить свои раны, вряд ли уже оборотень. Сухмет долго всматривался в грудь, живот и в глаза Лотара.

— Тебе не хватает энергии, мой господин, — решил он наконец. — Если бы мы были на поверхности, ты бы, скорее всего, уже поправлялся.

Лотар снова спокойно улыбнулся.

— Но мы… не на поверхности. — Он попытался еще что-то сказать, но лишь кровавая пена выступила на его губах.

— Хорошо, — решил старый раб. — Теперь моя очередь сделать для тебя кое-что, мой господин.

Он сел в позу сосредоточения и накапливания силы, вытянул вперед руки и закрыл глаза. Минуты уходили, как череда крохотных, бессчетных бусинок. На лбу старика выступил пот, а потом даже Рубос понял, что в теле раба появились мелкие, но многочисленные напряжения. Наконец Сухмет открыл глаза. Но он еще не сдался.

— Господин, — позвал он Рубоса. — Дай мне повязку концентрации.

Рубос тут же послушно снял со лба кожаный ремешок и протянул его старику. Он едва дождался, когда Сухмет возьмет ее с его ладони, а потом, зашатавшись от внезапно обрушившейся на него боли и тяжести обессиленного тела, отошел в сторону. Он даже не сумел дойти до ближайшей колонны, опустился на светящиеся камни и медленно перевалился на живот. Рот его открылся, он дышал, как выброшенная на берег рыба.

Но Сухмет даже не обратил на это внимания. Он быстро повязал чуть дрожащими старческими пальцами ремешок вокруг своего лба и стал сосредоточиваться. Наконец он поднялся на ноги. Он был утомлен, даже его зрачки были сейчас такими широкими от усталости, что почти закрывали радужку глаз. Но Сухмет крепился.

Он подошел к Лотару и провел рукой по его запястьям, шее и вискам — искал пульс в разных точках его измочаленного тела. В том, как сокрушенно он покачал головой, сквозила беспомощность.

Он подошел к почти безжизненному Рубосу.

— Я ничего не могу сделать, господин, — сказал он, не сомневаясь, что мирамец все-таки слышит его. — Ему нужно гораздо больше энергии, чем я способен извлечь из этих пещер. Я делал все, что мог, но понял только — если я переусердствую, вам придется остаться здесь вдвоем.

Рубос действительно слышал его.

— Что же делать?

— Его нужно нести к выходу… Вернее, к тому месту, где может быть выход.

— Туда больше целого дня пути. А мне тоже досталось. Я не справлюсь.

— Попробуем нести его по очереди, господин. Но это единственный способ. Через день он не сможет выжить, даже если его посадить в омолаживающий фонтан Кхадизара.

Рубос тяжело, как пьяный, улыбнулся и сел. Не открывая глаз, он спросил:

— Кто такой Кхадизар?

— Маг далекой древности, который ближе других подошел к решению загадки вечной жизни.

— Тебе не кажется, что мы не успеем, Сухмет? В таком состоянии нам придется идти не один день.

— Когда такой необычный человек, как мой господин, умирает, ничего нельзя предсказать заранее. Он может быть гораздо сильнее, чем я предполагаю, тогда еще не все потеряно. Он может бороться за себя так, как это не снилось никому на свете. Наше дело, господин, пытаться спасти его. А остальное… в руках Судьбы и моего господина.

— Понятно. — Рубос попробовал подняться. Руки, которыми он пытался оттолкнуться от камней под собой, подломились, он тяжело ударился подбородком.

— Тебе придется дать мне ремешок.

— Этот способ, господин, оставим на последний случай.