сигнала. Матросы, которым надоело ждать, могли получить свои доли и списаться с кораблей.
Потом Гарет с отборной командой пересек на “Стойком” узкий пролив.
Он передал командование кораблями Фролну, а сам заперся в своей каюте и составил два подробных отчета о путешествиях.
Когда они подошли к устью Нальты, Гарет нанял двух курьеров и приказал им доставить один отчет дяде, а второй — Косире. В послание Косире он вложил искусно отлитое из золота изображение кашианского орла и личную записку:
“Купи устриц, купи много устриц. Я решил, что люблю тебя”.
Начался утомительный переход к Тикао, им приходилось часто менять курс, иногда даже вставать на якорь и ждать прилива. Гарет старался удержать матросов от общения с портовыми пьяницами и бездельниками в устье Нальты, чтобы вести о его прибытии не донеслись до столицы, но, как он подозревал, безуспешно. Удержать матроса от хвастовства было так же трудно, как и от пьянства.
Он стоял на юте. До фактории дяди оставалось около четверти лиги, но даже с такого расстояния были хорошо видны свежевыкрашенные стены, свидетельствовавшие о процветании Пола.
У причала он увидел толпу, которая, как он надеялся, пришла встречать именно его.
О таком возвращении домой он мечтал мальчишкой. Он знал, что выглядит отлично — густой загар, выбеленные солнцем и соленой водой волосы, спадающие до плеч. На нем были высокие сапоги, темные бархатные бриджи и отделанная золотой нитью шелковая рубашка с глубоким вырезом, которую он сшил из захваченной кашианской ткани. Меч и кинжал, подаренные Косирой, висели на изысканно украшенном кожаном ремне.
— Герн Фролн, — приказал он, — пришвартуйте корабль, постарайтесь сделать это изящно—у нас есть зрители.
— Есть, сэр. Спустить паруса! — отдал приказ Фролн и на одном фоке медленно и аккуратно подвел “Стойкий” к причалу.
— Причальная команда, вперед! Матросы, в яркой форме, сшитой в Лиравайзе, перекинули с носа на причал тросы, чтобы поджидавшие там люди подтянули корабль к берегу и закрепили тросы на кнехтах.
Гарет внимательно оглядел толпу встречавших и, к своему удивлению, не увидел никого из семьи дяди Пола, не было и Косиры.
Вперед вышли двое мужчин с обнаженными мечами, а другие в черно-красных костюмах, стоявшие в толпе, сбросили плащи и навели заряженные мушкеты на матросов.
Гарет узнал одного из мужчин, того, что повыше, с тонкими губами над бородой, которая стала немного гуще с момента их последней встречи.
Антон Квиндольфин!
— Гарет Раднор и команда! — произнес тот скрипучим голосом. — От имени короля Алфиери и от имени королевского суда я приказываю арестовать вас за измену, я приказываю также арестовать ваших матросов как свидетелей ваших неслыханных преступлений или возможных соучастников, в этом случае они также предстанут перед королевским судом. У меня на руках приказ, предписывающий взять тебя, Гарет Раднор, под стражу немедленно и поместить в Великое Подземелье, где ты будешь ожидать сурового наказания, а твоих матросов препроводить в общую тюрьму. Не пытайтесь оказать сопротивление, иначе мы без промедления применим к вам силу.
Воцарившуюся тишину нарушал только плеск волн, накатывавшихся на корпус “Стойкого”. Потом раздался злобный смех, и из переулка на лошади выехал мужчина.
Он был плотный, средних лет, с чисто выбритым лицом. Гарет никогда не видел его раньше, но по тонким губам и свирепому взгляду понял, что попал в руки к своему злейшему врагу — лорду Квиндольфину.
— Взять их, — приказал лорд, и его люди мгновенно двинулись вперед.
Матросы поняли, что помощи ждать не от кого. Вдруг со стороны кормы “Стойкого” раздался громкий всплеск, и Гарет увидел, как Лабала, загребая мощными темными руками, уплывает от корабля.
— Один из них прыгнул за борт, — сообщил Антон об очевидном. — Догнать его?
— Не стоит беспокоиться, — сказал Квиндольфин. — Главное, у нас в руках их лидер, остальные не имеют значения.
— Многим людям удавалось покинуть Великое Подземелье живыми, когда они попадали сюда в первый раз, лорд Раднор, — сказал надзиратель Ахара. — Но, смею заметить, никому не удавалось выйти отсюда дважды.
— Не называй меня лордом, — сказал Гарет, осматривая камеру, которую, если бы не решетки на окнах, можно было принять за роскошные апартаменты. — Почему ты вдруг присвоил мне этот титул?
— Мы… весь город… наслышан о том, что вы сделали с работорговцами.
— Включая лорда Квиндольфина, несомненно.
— Слухи разносятся быстро, — сказал Ахара. — Все ждали, что король дарует вам свободу и присвоит титул, но вы. чем-то разгневали его. Это сделать не слишком сложно, я полагаю. Говорят, к старости он стал всего бояться, но мы, то есть я и остальные надзиратели, не считаем его поступок достойным.
— Благодарю вас.
— Таких людей, как вы, должно быть больше, тех, которые не боятся резать проклятым линиятам глотки и забирать их золото. Правду говорят, что вы привезли несметные сокровища?
Гарет улыбнулся, но не ответил.
— Чем я заслужил такую роскошную камеру? — спросил он, глядя на альков с двуспальной кроватью, застеленной невероятно чистым бельем, удобный диван, обеденный стол со стульями, за которым могла разместиться дюжина человек, камин, тепло которого гнало прочь пронизывающий холод, приносимый накатывающимся с реки вечерним туманом, письменный стол и книги.
— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Ахара, — а я не должен отвечать на ваш. Пусть это станет сюрпризом.
Скоро в камеру Гарета пришли гости — лорд Квиндольфин и шестеро вооруженных до зубов слуг.
С грохотом распахнулась дверь, и два надзирателя проводили в камеру знатного вельможу и его свиту. Квиндольфин оглядел камеру, поджал губы, но ничего не сказал об обстановке.
— Прошу простить, что не приветствую вас поклоном, — сказал Гарет, — но я таким образом выражаю уважение только джентльменам.
Один из слуг Квиндольфина что-то пробурчал и двинулся вперед.
— Не обращай внимания, — сказал Квиндольфин. — Пусть говорит что хочет, все равно ему скоро вырвут язык. Вот видишь, Раднор, никому не удается ускользнуть от меня. Моя месть настигает любого, кто причинил мне зло.
— Особенно тайно и ночью, — сказал Гарет. — Как и подобает грязному работорговцу.
Квиндольфин побледнел.
— Что за чушь ты несешь?
— Только правду, — сказал Гарет, заметив удивленные выражения лиц надзирателей и даже одного из слуг Квиндольфина. — Мы встретились с вашим кораблем “Найджак”, и капитан Озеров объяснил, чем он занимался в южных морях.
— Ты лжешь!
— Быть может, вам будет интересно то, — продолжил Гарет, — что я сам убил Озерова, а ваш прекрасный корабль утонул во время шторма. Так что ваши деньги пропали.
— Я пришел сюда не за тем, чтобы выслушивать оскорбления предателя!
— Конечно, — согласился Гарет, — но так уж получилось.
Двое слуг бросились вперед, но Гарет отреагировал мгновенно. Он уронил стул на их пути, потом перевернул стол, отломал у него две ножки и, сжав их в руках, улыбнулся.
