земля очень обильна. В Волошской земле обильно и дешево…»). Но тут же, точно вспомнив самое дорогое и любимое, восклицает: «Русская земля да будет Богом хранима! Боже, сохрани ее! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной и да будет в ней справедливость».

Вот ведь как у Афанасия: родной край знакомый, привычный во всем, и власть там несправедливая, и благоустройство недостаточное, там ожидают неудачливого купца кредиторы, а все-таки, пройдя за три моря в тридесятое царство, не найдешь земли краше и милее, чем Русь.

Умел Афанасий быстро осваивать чужеземные языки, притерпеться к непривычному климату, прилаживаться к чужим обычаям. Его принимали неплохо, и даже предлагали в веру «бусурманскую» перейти. Однако он «устремился умом пойти на Русь». Бед и опасностей претерпел на обратном пути немало, но достиг родины. Свойственна Афанасию одна распространенная русская черта: спокойное, рассудительное, благожелательное отношение к представителям других народов — пусть даже они непривычно черны телом, или обычаи имеют странные, или иную веру исповедуют. Для него все они прежде всего — люди, по сути своей такие же, как он.

Афанасия Никитина можно считать предшественником тех русских землепроходцев, которым довелось осуществить дерзновенный подвиг — начать освоение Сибири. Приглядываясь к его характеру и складу ума, начинаешь лучше понимать, почему так стремительно и основательно продвигались русские по великим таежным просторам земли сибирской. Или их более раннее деяние: распространение по всей Русской (Восточно-Европейской) низменности. Или — более позднее: создание крупнейшего в мире многонационального государства — СССР.

Наконец, книга Афанасия Никитина свидетельствует о том, что средневековая Русь была государством высокой культуры. Ведь его «Хождению» предшествует приписка в так называемой Львовской летописи (Н75), где сказано, что он, «Смоленска не дойдя, умер. А писание то своею рукою написал, и его рукописные тетради привезли гости (купцы) к Мамыреву Василию, дьяку великого князя».

В последующем книга Афанасия неоднократно переписывалась и способствовала распространению на Руси знаний о дальних южных странах. Однако желающих посетить их не оказалось, потому что Никитин честно признался: «Мне солгали псы-бусурмане: говорили, что много всяких нужных нам товаров, но оказалось, что ничего нет для нашей земли… Перец и краска дешевы. Но возят товар морем, иные же не платят за него пошлины, а нам они не дадут провезти без пошлины. А пошлины высокие, и на море разбойников много».

Возможно, отчасти по этой причине интересы русских купцов и князей простирались преимущественно на север и восток, откуда выгодно было вывозить, в частности, пушнину, сбывая ее в Западной Европе.

Трагический исход экспедиции Баренца надолго отбил охоту к новым попыткам достичь Китая северным путем. Пришли к выводу о невозможности такого плавания. Между тем русские достаточно регулярно бывали на Оби, на побережье полуострова Таймыр. Письменные свидетельства о посещении Таймыра относятся к XVI веку. Когда в 1619 году был закрыт «мангазейский морской ход» в торговый город на реке Таз, наиболее предприимчивые из его обитателей направились на восток, и в конце XVI века построили в нижнем течении Енисея Туруханское зимовье. Из него были совершены разведочные походы через тундру Таймыра или морским путем, вдоль его побережья.

На берегах Таймыра сохранились остатки зимовий, а из Туруханска уходят отряды дальше на восток. В 1610 году один из них во главе с холмогорцами Кондратием Курочкиным и Осипом Шипуновым вышел к устью реки Пясины. Шли они и дальше, к Хатанге, описывая многочисленные острова близ побережья Таймыра. В числе прочих был остров, ставший потом известным как Диксон.

В 1686 году из Туруханска вниз по Енисею к морю отправилась большая экспедиция во главе с Иваном Толстоуховым, очень известным в Мангазее, как его называет в своей книге Николай Витзен: «Толстое ухо, сын известного дворянина». Спустя 50 лет на берегу Таймыра найден был крест с надписью «7195 год. Ставил оный крест мангазейский человек Иван Толстоухов» (году 7195-му от сотворения мира соответствует 1687-й год). Поскольку нет других свидетельств, отряд Толстоухова, можно считать, совершил открытие Северной окраины Евразии. Корабль здесь появится только через 200 лет.

Перезимовав, отряд Толстоухова двинулся дальше на север и достиг Пясинского залива, на берегу которого провел вторую зиму. Зимовье найдено было штурманом Великой Северной экспедиции Федором Мининым.

По всем трем Тунгускам, правым притокам Енисея, начался выход казаков в Восточную Сибирь. Первая цель на этом пути — Лена, соседка Енисея с востока.

Первым на Лену пришел мангазеец Демид Сафонов, по прозвищу Пянда («пянда» — опушка подола малицы). Он собрал 40 человек охотников и отправился в Туруханск для заготовки пушнины. Но, узнав от тунгусов, что есть на востоке большая река Елюене, решил попытаться дойти до нее. Он поплыл с отрядом по Нижней Тунгуске в неизвестность. Продвигались не спеша, но неуклонно… Дошли до порогов, где скопившийся плавник образовал затор. Остановились на зимовку. Зимовье назвали Нижнее Пяндино. Приходилось обороняться от тунгусов, нападавших на пришельцев. А с весной двинулись дальше. Но прошли вверх по реке совсем немного, и построили другое зимовье — Верхнее Пяндино. Следующая зимовка — там, где река совсем близко подошла к Лене. Ранней весной 1623 года Пянда, пройдя волоком верст двадцать, увидел Лену. Его струги поплыли вниз по течению. Они преодолели тот участок реки, где она течет в ущелье, стиснутая крутыми берегами, зачастую отвесными — «щеками», проплыли мимо устья левого притока — Витима и правого — Олёкмы. Снова вместе с рекой втиснулись в ущелье, а затем оказались на широкой низменности. Юрты якутов разместились на низменных берегах. Их было так много, что Пянда не рискнул среди них оставаться. Отправился назад, но поднялся на верхнюю Лену и волоком, через бурятские степи, добрался до Верхней Тунгуски (Ангары), которая вынесла его струги прямо к Енисею, а до Енисейска он добрался санным путем.

Демид Пянда первым проплыл полторы тысячи верст по Ангаре, а всего по рекам Восточной Сибири — около восьми тысяч. Через пять лет разведанным им путем пошел на Лену другой землепроходец — Василий Бугор.

Атаман Василий Бугор впервые прошел с Енисея на Лену самым южным путем: поднявшись по Ангаре, он вышел на правый приток Илки и по нему — до реки Игирмы, которая сближается с ленским притоком — Кутой. Бугор со своим небольшим отрядом (всего 10 человек) без особого труда перебрался волоком с Игирмы на Куту и вскоре был уже на Лене, по которой поплыл вниз до устья Илима, где встретил другой отряд (из 30 человек), посланный воеводой за ясаком.

Два острога, ставшие потом городами, возникли на пути объединенного отряда Василия Бугра: Киренск и Усть-Кут. Впервые побывал Бугор и на Алдане.

Летом 1629 году на Илим пришел отряд атамана Ивана Галкина, поставивший зимовье у начала Ленского волока, пересекавшего водораздел Илима и Куты. Перезимовав в Усть-Кутском зимовье, Галкин на стругах опустился по Лене… мимо устьев Витима и Олёкмы до того места, где, увидев множество якутских юрт в расширении долины, повернул назад первооткрыватель Лены Демид Пянда.

Иван Галкин «объясачил» якутов не только Лены, но и ее большого притока — Алдана. Всего же он пересек шесть притоков Лены, и всем им даны краткие характеристики. Например, Витим — «а поперек… с версту», Олёкма — «шириною версты с полторы и больше», Алдан — «поперек версты с две»…

Сотник Петр Бекетов был следующим на Усть-Кутском зимовье. Он прибыл туда осенью 1630 года с двумя десятками казаков. Дальше своих предшественников поднялся он по Лене, достигнув устья реки Аной, чуть-чуть не дойдя до истока Лены в Байкальском хребте (совсем рядом с Байкалом, еще не известным тогда казакам). Бекетов впервые прошел по верхней Лене с полтысячи верст. Его отряд сошел на берег в бурятской земле, но встретил сопротивление. Построив укрепление, оставил в нем вооруженную группу из девяти казаков во главе с Андреем Дубиной. Сам же спустился до устья реки Куленги. Попытался