Мы подняли преклоненные в молитве головы. И в самом деле: казалось, уровень столбика в стеклянной трубке замер на отметке одной восьмой общего объема.
— Они что, линию остановили? — спросил брат Боб. Однако по-прежнему было слышно, как в соседнем помещении дребезжат движущиеся на конвейере бутылки.
— Читайте дальше! — сказал брат Бенедикт.
Не совсем понимая, что происходит, я продолжал:
«И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли.
Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее, а ты хорошее вино сберег доселе».
— Поднимается! — вскричал брат Боб. — Поднимается!
Мы смотрели в изумлении: уровень повышался. Столбик миновал отметку одной четверти объема, потом отметку половины — и продолжал подниматься. Никто не проронил ни слова. Один за другим монахи перекрестились и опустились на колени, сложив руки в молитве и не сводя глаз с этого поразительного зрелища. По щекам брата Олбана ручьями текли слезы. Он непрерывно шептал одно и то же слово: «Чудо… чудо…» Казалось, изменяется даже цвет вина. Наконец-то канское вино приобрело насыщенный, густой цвет, сделалось темно-красным.
Пока они молились, я помчался к Аббату, чтобы обо всем ему рассказать. Люди из «Шестидесяти минут» и агенты БАТО по-прежнему наблюдали за бутылками, сходившими с конвейера. Прикидываться учтивым было уже ни к чему.
— Ну что, ребята, веселитесь? Можете оставаться здесь, пока не надоест. Там, откуда берется это вино, его еще много. Если вам что-нибудь понадобится, брат Майк к вашим услугам.
Я уже направлялся к выходу из винодельни, как вдруг до меня дошло, что брат Майк, который должен был присматривать за ними, исчез.
— А где брат Майк? — спросил я.
— Умчался куда-то минуту назад, — сказала продюсер «Шестидесяти минут».
Свернув за угол винодельни, я увидел брата Майка на стальной лестнице, ведущей в верхнюю чановую. Он стоял там с ломиком в руке и, судя по всему, пытался взломать дверь.
Я бегом поднялся по лестнице.
— Какая-нибудь проблема, брат?
Брат Майк, как всегда, ответил односложно:
— Ага. Еще какая!
Навалившись на ломик, он чуть приоткрыл запертую дверь. После чего подобрал подол рясы и достал из ножной кобуры черный пистолет.
— Федеральный агент! — крикнул он, уставившись на дверь, и сильно ударил по ней ногой.
Дверь распахнулась. Внутри, на приставной лестнице, стоял над чаном Аббат. В одной руке — пластмассовое ведро с «Каска-адом», наполненное «Канской красной» краской. В другой — толстый шланг, при помощи которого он наполнял чан… водой.
Я в ужасе уставился на него.
— Ессе homo[42], — сказал я. — Первым чудом Господа нашего на земле было превращение воды в вино. Ваше чудо — превращение вина в воду.
Тем временем «брат» Майк продемонстрировал нам начищенный до блеска жетон, на котором значилось:
БЮРО АЛКОГОЛЯ, ТАБАКА И ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ.
— Специальный агент Сподак, — объявил он. — Вы арестованы за мошенничество.
Он убрал свой пистолет и знаком велел Аббату вытянуть руки, на которые тут же надел наручники.
— Простите, святой отец.
Защелкнув наручники на моих руках, он не извинился. Он достал переносную рацию и сказал в микрофон:
— Дядя Один, вперед!
Мы спустились по лестнице, и он привел нас обратно в разливочную, где передал своим коллегам из БАТО. Оператор «Шестидесяти минут» принялся протискиваться вперед, чтобы снять редкие кадры с монахами в наручниках.
Когда нас выводили из винодельни, к нам подбежал брат Джером.
— Еще одно чудо! — воскликнул он. — Виноград ходит!
Мы посмотрели в сторону виноградника. И в самом деле, виноградная лоза там и сям явно двигалась под гору, по направлению к нам. Потом вдалеке послышался рокот приближающихся вертолетов. Мгновение спустя перед нами остановились несколько фургонов. Задние двери распахнулись, и оттуда выскочили отряды спецназовцев с оружием на изготовку. Бойцы тут же заняли свои позиции. Вертолеты были уже над нами. Они поднимали пыль и задирали нам рясы выше пояса, словно подол платья Мэрилин Монро над решеткой подземки. Группа «Шестидесяти минут» была вне себя от счастья.
— Неужели все это так уж необходимо?! — крикнул Аббат агентам БАТО, морщась от шума вертолетов и стыдливо придерживая подол своей рясы руками в наручниках. — Господи боже! Вы что, ожидали встретить вооруженное сопротивление?
Старший агент БАТО жестом велел «брату» Майку снять с нас наручники. Потом дал знак удалиться вертолетам, которые начали кружить над горой Кана, разогнав паломников.
— Религиозный культ в сильно укрепленном районе, — объяснил он Аббату. — Стандартная процедура со времен событий в Уэйко.
— Все по уставу, — сказал специальный агент Майк. — Да не отговори я их, они бы еще и танки с бэтээрами сюда направили.
— Да благословит вас Бог, сын мой, — процедил сквозь стиснутые зубы Аббат.
— Ну ладно, пора начинать облаву, — сказал старший агент БАТО.
Специальный агент Майк предложил устроить «временный загон» в Административно- отшельническом центре. Под охраной вооруженных центурионов мы пошли своим Via Dolorosa[43]. Агенты БАТО рявкали в мегафоны на паломников:
— Очистить гору! Это место преступления! Немедленно возвращайтесь в автобусы!
Испуганные, растерянные паломники, сжимая в руках свои сувенирные мерные кувшины, в изумлении смотрели на нашу странную процессию. Все это унижение наилучшим образом умерщвляло плоть. Святой Тад был бы в восторге.
Нас привели в Административно-отшельнический центр. Появились и другие арестованные монахи. Тех из них, кто работал в виноградниках, сопровождали агенты в камуфляже из лозы. Когда собрали всех, старший агент вышел вперед и начал:
— Вы имеете право хранить молчание…
— Знаем, — сказал Аббат. — Мы же монахи.
Агент зачитал нам наши права до конца. Потом сказал специальному агенту Майку:
— Сосчитайте всех, пора их отсюда увозить.
— Простите! — вмешался Аббат. — Можно кое-что сказать?
Старший агент кивнул.
— Всех арестовывать незачем. Во всем виноват я один. Я беру на себя полную ответственность за все совершенные здесь преступления.
Некоторые из агентов БАТО достали блокноты и принялись торопливо записывать.
— Осторожно, святой отец, — прошептал я. Но он продолжал, не обращая на меня внимания:
— Я — пастырь, а это моя паства. Я сбил их с пути истинного. Все, что они сделали, было сделано по моему приказу. Я был введен в заблуждение сочинениями лжепророков и польстился на легкую прибыль.