прозрачности атмосферы, но Скиф не мог различить каких-либо четких деталей в этом серебряном зеркале. Одни его области светились будто бы поярче, другие как бы скрывали тени – множество размытых теней, которые могли оказаться чем угодно. Например, океаном, по которому Земля могла бы катиться от берега до берега точно бильярдный шар.

– Мы были там? – Сийя коснулась руки Скифа и подняла глаза вверх.

– Да, моя ласточка.

– Страна вечного дня… – Сийя задумчиво сощурилась. – И потому даже из этого мира она прогоняет ночь…

«Нам было неплохо и при солнечном свете», – подумал Скиф, сжимая ее тонкие пальцы. Вероятно, она вспомнила о том же; взглянула на него, улыбнулась, потом нахмурилась.

– Я пела песни Безмолвным, но они не подали знака… Я спросила совета у Джаммалы, но он сказал жестокие слова… не свои слова, однако полные гнева, как рычание разъяренных пиргов… И теперь разум мой в смятении, светловолосый… Там, – она снова подняла взгляд к серебряной небесной чаше, – я видела чудо в красных одеждах… не демона, не человека, не сену… непонятно что… Но он верил в' Безмолвных и сотворил их знак!

– Он был человеком, ожившим на время в плоти демона, – сказал Скиф. – Он сражался с демоном и умер как человек. Что тебя тревожит, милая? Помощь, которую я ему оказал?

Сийя помотала головой, разбросав по плечам пепельные пряди.

– Нет! Этим я горжусь! Но, во имя Безмолвных, выходит, что с демонами можно сражаться не только оружием? Не только мечом и копьем, но и силой души, как сражался тот, в красном? – Она вскинула глаза на Скифа, и он заметил, что щеки девушки порозовели. – И тогда, если сила души велика, быть может, удалось бы отобрать похищенное? Снова сделать сену людьми? Или сделать людьми ару-интанов?

– Быть может, – согласился Скиф, все еще не понимая причины ее беспокойства.

– Но если ты, Сар'Агосса и Джаммала найдете здесь огненный талисман, который уничтожит всех демонов разом, то украденные души погибнут вместе с ними! И ни сену, ни ару-интаны никогда не превратятся в людей!

«Милая моя, – подумал Скиф, – вот и стало ясно, что в тебе от воина, а что – от женщины… Твердость, да… и сила, и отвага, и ненависть к врагу… Но под ними, как под стальной кольчугой, – сострадание! Ибо женщина, даже взявшая в руки меч и копье, природы своей изменить не может…» Тут он вспомнил, что дионна Ксарин, рыжая гадюка из шардисского сна, тоже относится к слабому полу, и сделал уточнение: настоящая женщина, а не стерва!

Его женщина была настоящей. И она ждала ответа.

– Мы ищем не талисман, милая, – сказал Скиф, – а то, что порождает новых демонов. Огненный талисман у Cap'Aгоссы уже есть… могущественный талисман, сильнее того, что был у меня… Но даже он не может сжечь всех демонов разом. Погибнут лишь рожденные недавно и не успевшие обзавестись душой.

– А что будет с остальными?

Однако!.. Скиф в растерянности потер висок. Его возлюбленная желала знать все, и с полной определенностью. В этом она не отличалась от прочих женщин, и настоящих, и стервозных.

– Ну, ласточка… Остальные, я думаю, состарятся и сдохнут, вот и все!

– И те, кому ведом священный знак, умрут тоже?

– Ни один знак не защищает от старости и смерти, – начал Скиф, но тут над ухом его раздался голос звездного странника:

– Кажется, добрались, генацвале!

Он бросил взгляд вниз, затем повернулся к глобусу, тускло мерцавшему бурыми и желтыми цветами. Шар снижался; под ним, в сотне метров, тянулось что-то серое, иссеченное трещинами, а точка на указателе курса дрожала в районе южного полюса. Перелет, можно считать, закончился, но тяготение по- прежнему оставалось нулевым; видимо, работали некие механизмы, изолировавшие кабину от гравитационного поля планеты. Воздух внутри шара оставался прохладным и свежим, хотя Скиф не замечал ни малейшего дуновения; кондиционеры, как все остальное в этом космическом аппарате, трудились бесшумно и с потрясающей эффективностью.

Серая трещиноватая поверхность вдруг ринулась к нему, качнулась раз-другой и застыла. Стенки шара слегка затуманились, теряя полную прозрачность, внизу, под ногами, сдвинулась створка люка, и ноздрей Скифа коснулись запахи нагретых камней, песка, пыли. Но веса своего он не чувствовал, и указатель курса все так же мерцал над розовой линзой пульта. Значит, их аппарат был готов к старту.

Сарагоса, очнувшись от глубокой задумчивости, буркнул: «Прибыли!» – затем раскрыл кокон, оттолкнулся и ногами вперед проскочил в люк. Скиф последовал за ним; подошвы его сапог ударились о бугристый, изъеденный временем камень, взметнув облачко серой пыли, и вес вернулся. Как ему показалось, меньший, чем на Земле, однако вполне ощутимый.

Шар неподвижно висел над головой, отблескивая серебром в серебристом небесном свете. Из люка выскользнула Сийя, за ней – Джамаль; его плаза горели от возбуждения. Но любоваться тут было нечем: серая каменистая равнина лежала от горизонта до горизонта, мрачная, безлюдная и безжизненная, словно лунный ландшафт. Слабый ветер вздымал фонтанчики пыли, то выцарапывая ее из многочисленных трещин, то засыпая их вновь серым мертвым прахом; кое-где каменное покрытие вздыбилось, рваные плиты встали на ребро, а ветры намели у их подножий невысокие могильные холмики.

«Кладбище, – подумал Скиф, – огромное кладбище, где нет даже призраков и истлевших костей. Лишь затхлая пыль былого, забытые камни да безнадежное, бесконечное ожидание…» Он представил, как выглядит эта равнина в солнечном свете, но веселей она от этого не стала.

– Похоже на бетон, – сказал Сарагоса, ковыряя камни носком башмака. – Во всяком случае, искусственное покрытие. В кегли они тут играли, э?

– В кегли, – согласился Джамаль. – Во-от такими шарами! – Он кивнул в сторону их полупрозрачного аппарата. – Космодром это, Нилыч. Везли сюда всякое добро и запускали в небеса. Может, десять тысяч лет назад, а может, и миллион.

Унылое место, решил Скиф; на старый город было бы поглядеть интереснее. Эти руины промелькнули под шаром за пять минут, и с высоты он не рассмотрел их как следует, однако теперь, раздумывая над реакцией шефа, он припоминал некую знакомую картину, уже виденную однажды. Она выглядела смутной и как бы нерезкой в первом плане, где полагалось находиться самим развалинам, но фон был четким: фиолетовое небо и красные пески. Конечно, этот пейзаж являлся не чем иным, как сном, навеянным стараниями Доктора, но Скиф точно помнил, что в подобных краях ему побывать не доводилось. Он посетил Альбу, мир красноглазых храпарников, холодные горы Ронтара и фэнтриэл, называвшийся Заросли; там, у излучины широкого потока, водились бесхвостые тигры, которых они с Пал Нилычем отстреливали раза два или три. Ну и еще, разумеется, он совершал Погружения в Амм Хаммат и Фрир Шардис; всего пять миров, и нигде не было красной пустыни, фиолетовых небес и древних руин. Однако ландшафт сей казался знакомым, будто Скифу доводилось видеть его в недавнем времени, но лишь мельком и вскользь.

Он посмотрел на своих спутников. У Сийи каменистая равнина не вызвала интереса, и она, запрокинув голову, разглядывала серебристый небесный свод, сиявший ярче сотни Зилуров. Джамаль, пощипывая бородку, озирал окрестности с явным разочарованием, но Сарагоса, против ожиданий, казался довольным. Он несколько раз притопнул башмаками, будто заколачивая в почву гвозди, выудил из кармана трубку и с наслаждением закурил.

– Ну, один факт мы установили, – раздался его звучный бас. – Здесь, на южном полюсе, космодром или что-то в этом роде. А что на северном, э?

– Кухня твоя, Нилыч, – откликнулся Джамаль.

– Вот именно! – На сей раз Сарагоса вроде бы не возражал, что кухню приписали ему. Выпустив в небо пару дымных стрел, он усмехнулся и опять пробормотал: – Вот именно! Осталось только погрузиться в шарик да поглядеть, что творится на севере. Часа за три-четыре доберемся, верно, князь?

– Если не быстрее. Лошадка у нас резвая… Найти бы только поводья да стремена…

«Быстрей вылетим, быстрей долетим», – промелькнуло в голове Скифа. Ему казалось, что здесь, на унылом сером кладбище, разглядывать абсолютно нечего, и Пал Нилыч, похоже, придерживался такого