ненависти… любовь творит новую жизнь… а жизнь должна торжествовать всегда…» Он спал.

Она сидела на холодном полу, привычно скрестив ноги и положив на колени обнаженный клинок. Трое мужчин спали у стены – ее светловолосый и два его родича или друга, князь Джаммала и второй, которого звали то Сар'Агоссой, то Панилычем. Она глядела на них.

Распадись и соединись! В этом мире следовало поглядывать не только на мужчин, но и по сторонам! Опасность здесь грозила отовсюду; в любой миг из зеленого пятна могли вынырнуть демоны, похожие или непохожие на людей, но одинаково омерзительные и опасные; в любой миг они могли призвать всесокрушающий вихрь – не тот, Небесный, который принес Безмолвных Богов, а смертоносный ураган, сокрушающий плоть и кости; в любой миг тело могло сделаться легким, словно сухая травинка, и взмыть к потолку от самого слабого движения. Но Сийя ап'Хенан не боялась; Сестре Копья не пристало бояться.

Разумеется, место это, лежавшее за магической зеленой дверью, казалось ей угрожающим и странным. Тут не было деревьев и трав, гор, скал и равнины; тут не журчали ручьи, не струились реки, не плескались морские волны; кроме чудовищ-оборотней, тут нельзя было встретить ни единой живой души – ни клыкастых Белых Родичей, ни бурых и серых быков, ни длинношеих хошавов, ни прыгунов-хиршей, ни даже отвратительных тха, вонючих хиссапов и хищных птиц, что питаются падалью. Но главное – и самое поразительное! – в этом мире не было неба! Лишь один раз, за прозрачной стеной, она увидела звезды и тьму, напоминавшие ночные небеса Амм Хаммата, но не являлось ли это наваждением, иллюзией, сотворенной силами зла? Ведь звезды не мерцали, их сочетания казались незнакомыми, а луны, багровая Миа, серебристый Зилур и крохотный Ко, вовсе исчезли! Конечно, она понимала, что в этих далеких краях, лежавших, быть может, за безднами, преодоленными Небесным Вихрем по пути в Амм Хаммат, небо должно быть иным – иные звезды, иные луны, иные формы и цвета сиявших ночью облаков. Однако где же эта ночь? И где день?

Но здесь не было ночи и не было дня – а значит, не было солнца и голубого неба. Вместо неба простирались в вышине серые своды, свет падал неведомо откуда, дыхание ветра не колыхало воздух, и не было в нем никаких запахов, ни степных ароматов, ни смолистого духа кедровых лесов, ни даже сладких убийственных испарений падда, погружавших в дурные сны. И потому воздух, хотя и был он прохладен и свеж, казался Сийе мертвым.

Впрочем, чего еще ожидать в земле демонов? Было бы странно, если б она походила на настоящую землю, землю людей… Ни Гайра ар'Такаб, ни другие мудрые женщины, Видящие Суть, Правящие или Искусные В Письменах, ничего не знали о мире ару-интанов и не могли поведать о нем Сийе, Стерегущим или девушкам из других Башен. Ну так что же? Пусть она не знала, как выглядит этот мир, но догадывалась, что будет он не похож на все виденное прежде, ибо демонам, разумеется, не нужна земля и все, что растет и живет на ней. Ведь они питаются людскими душами, и теперь Сийя воочию убедилась, что это – истина.

Да, они пожирали души и, словно в насмешку, принимали облик погубленных ими людей! Об этом она догадалась еще на побережье, в куполе, когда Скиф и Джаммала допрашивали тварь, пожравшую душу Зуу'Арборна, карлика из западных краев. А здесь, среди серых стен, огромных колодцев и гигантских пещер, перед которыми подземелья ее родного города казались крохотными и ничтожными, она за малое время встретила столько демонов в людском обличье, что трупами их – если б Безмолвные покарали нечисть единым ударом! – можно было бы выложить дорогу от Маульских гор до Внутреннего моря.

Но Безмолвные никого не карали. Паир-Са, бог воинов, Владыка Ярости, обитающий на багровой луне, – другое дело; он мог облачиться в броню и спуститься на землю, мог повести в бой отряды конных и пеших, мог обрушить на демонов свой сверкающий меч, свой гнев, а также твердь земную и воды морские. Мог, но почему-то не делал этого; либо обижался, что народ Башен больше почитает Безмолвных, либо и меч его, и гнев, и твердь с водами были бессильны против демонов.

Безмолвные же, как говорила премудрая Гайра, не воевали. Они могли посоветовать, могли защитить и одарить Силой, могли помочь в мирных занятиях – в таких, как обучение Белых Родичей, строительство башен и стен, присмотр за плодородными угодьями, работа с металлом, глиной и камнем или с прозрачным стеклом, какое умели выплавлять Сестры Огня. Конечно, Безмолвные обладали великой мощью: глас их, неслышимый для людского уха, дробил прочные камни, мысль облекала человеческую душу несокрушимой броней, храня ее от посягательств демонов. Но все же они были богами созидания, не разрушения; и священный куум, трезубец из молний, предназначался не для уничтожения врагов, а лишь для защиты от них.

Это казалось Сийе странным. Разве Безмолвные не желали сокрушить демонов? Стереть их с лица земли, развеять прахом и в том, и в этом мире – и в любом из миров, где они осмелились появиться? Или сокрушить для Безмолвных не означало уничтожить? Но всякой войне, в ее понимании, надлежало кончаться смертью; не покорением противника, не мирным договором, а гибелью одной из сторон, то есть все-таки уничтожением. Ибо какой же мир возможен между людьми и демонами, похищающими души? Конечно, никакой – и об этом толковал Сар'Агосса, старший родич ее возлюбленного. И он, разумеется, был прав!

Взгляд ее снова обратился к мужчинам. Все они были разными, непохожими друг на друга, и спали по-разному. Джаммала – ничком, уткнувшись черноволосой головой в скрещенные руки; он тихо посапывал, иногда вздрагивал во сне и перебирал ногами, будто собирался куда-то бежать. Меч его и кинжал валялись вместе с боевым поясом около бедра, и это было неправильным – оружие у воина должно быть всегда под рукой.

Вот Скиф, ее светловолосый, все сделал как надо, как старшие сестры из Башни Стерегущих учили и ее саму. Он лежал на спине, согнув колени, и ладонь его покоилась у пояса – там, куда он сунул свой странный маленький лук, испускавший фиолетовые молнии. Он мог вскочить в любое мгновение и вступить в бой, и дыхания его не было слышно – даже во сне ни звук, ни неловкое движение его не выдавали. «Наверно, – подумала Сийя, – его тоже учили старшие сестры или братья – и учили хорошо! Ибо он был всегда настороже, как положено воину».

Сар'Агосса тоже когда-то был воином. Устроился он правильно, на спине, и свой метатель молний не выпустил из рук, однако храпел. Не так чтобы сильно, но шагов с двадцати его бы расслышал всякий, даже юная девчонка, впервые выехавшая в степной дозор стеречь рубежи от шинкасов. Тут, конечно, ни степи, ни шинкасов не было, но недостатка врагов не замечалось; тут каждый встреченный был врагом, и потому Сар'Агоссе стоило бы спать не так шумно.

Взгляд Сийи скользнул по его хмурому лицу с густыми насупленными бровями и плотно сжатым ртом. Даже во сне можно было угадать в Панилыче человека власти – пусть не такой высокой, какой располагали Дона ар'Такаб, хедайра, и премудрая мать Гайра, но уж никак не меньшей, чем у Рирды ап'Хенан, Сестры Меча, или Каризы, предводительницы восьмого турма… Интересно, почему он назвал ее, Сийю, альмандином? И что это значит – альмандин? Слово ей понравилось; оно было красивым, протяжным, и слышался в нем то ли отзвук стучавших о наковальню молотов, то ли перезвон колокольцев, какими украшали конскую сбрую во время праздников.

«Алль-манн-динн», – медленно повторила она про себя и перевела глаза на Скифа.

Тут мысли о мире демонов, о Безмолвных Богах, о Джаммале и Сар'Агосса разом выскочили у нее из головы. Разумеется, подумалось Сийе, она все сделала верно: пошла взглянуть на этот мир, на обитель ару-интанов, ибо воин не должен упускать случая поближе познакомиться с врагом. Если Безмолвные дозволят вернуться, ей будет что рассказать! И премудрой матери Гайре, и хедайре, и Нире од'Ваар, и Зелимме oc'Ta, возглавлявшим Башни Искусных В Письменах и Танцующих Перед Престолами! Но не в одних рассказах дело; меч и кинжал при ней, и она еще успеет отправить в бездну не одного демона! Как тех двоих, в плащах и шлемах, сраженных ее клинком!

На миг это знание – то, что демонов можно убить, – показалось ей самым важным; ведь если Скиф