представляется самоубийственной. Затянувшееся отсутствие Ричарда лишь подкрепляет эти страхи. День за днем у людей крепнет убежденность в том, что лорд Рал оставил их на произвол судьбы. Никто не верит, что нам удастся восторжествовать над врагом, если Ричард не возглавит наши силы.
Генерал Мейфферт и я с трудом боремся с отчаянием: мы не знаем, что сказать разочарованному народу. Даже если Ричард отсутствует по важным причинам, людям, идущим на смерть, тяжело думать, что их вождь, чьи идеи они разделили, не присылает хотя бы весточки о себе.
Пожалуйста, Энн, как только встретишься с Ричардом, объясни ему, как он нужен всем этим молодым храбрецам, которые так долго выносят все тяготы защиты нашего доброго дела и столько выстрадали. Ради всего святого, выясни, как скоро он присоединится к нам. Попроси его поторопиться.
С нетерпением жду известий.
Никки опустила руки, едва не выронив журнал. Слезы стояли в ее глазах. Энн вынула журнал из дрожащих пальцев Никки.
— Что ты велишь передать Верне? Что она должна сказать войскам? — тихо, почти нежно спросила Энн.
Никки заморгала, сгоняя слезы с ресниц.
— Вы хотите, чтобы я забрала его разум? Чтобы предала его?
— Конечно же, нет, — заверил ее Зедд, стиснув своими крепкими пальцами ее плечо. — Повторяю: мы хотим помочь ему, вылечить!
— Нам боязно даже близко подходить к Ричарду в его нынешнем настроении, — сказала Энн. — Мы опасаемся, как бы он чего-то не заподозрил. Отчасти я сама в этом виновата — слишком резко отчитала его с самого начала. Да простит меня Создатель, но я всю жизнь управляла людьми и привыкла встречать послушание. Прежние привычки держатся долго. И теперь он думает, будто я собираюсь насильно заставить его следовать пророчеству. Он все меньше доверяет нам… но не тебе.
— Тебе он поверит, — сказал Зедд. — Ты можешь коснуться его рукой, и он ничего не заподозрит.
Никки широко раскрыла глаза:
— Коснуться его рукой?..
Зедд кивнул.
— Ты овладеешь его сознанием прежде, чем он успеет хоть что-то заметить. Он ничего не почувствует. А когда проснется, память о Кэлен Амнелл будет стерта, и он снова станет прежним, нашим Ричардом.
Никки закусила нижнюю губу, боясь, что голос ее выдаст.
В карих глазах Зедда стояли слезы.
— Я всем сердцем люблю своего внука. Готов ради него на все. Я все проделал бы сам, если бы мог справиться, но ты сумеешь лучше. Я хочу, чтобы он был здоров. Это нужно нам всем!
Он снова стиснул ее плечо.
— Никки, если ты тоже любишь Ричарда, пожалуйста, сделай это. Только ты способна исцелить его еще раз.
Никки развернулась и выбежала из комнаты. Рикка, наконец-то несущая на подносе чай и сладости, удивленно оглянулась ей вслед.
Глава 56
Руки и плечи у нее ныли от долгого стояния на коленях, лбом в холодные плитки пола; в голове гудело от бесконечного повторения молитвы. Но она не обращала внимания на усталость.
На самом деле ей нравилось повторять одни и те же слова снова и снова. Они заполняли разум, подавляя хоть на время ужасную пустоту, и чуть-чуть скрашивали ее одиночество.
Так она не чувствовала себя потерянной.
Что-то в этих словах задевало чувствительную струну в душе Кэлен, и она находила в них утешение: они говорили о безопасной, процветающей жизни в ореоле знания и мудрости. Она с удовольствием представляла себе все это, как будто видела чудесный сон.
Женщины, которые привели ее сюда, очень торопились — но заметив, что стражники смотрят на них, решили слиться с толпой, собравшейся во дворике под открытым небом в этот пасмурный день. Под небом, затянутым облаками, лежал белый песок, прочерченный граблями так, что образовались правильные концентрические борозды; посредине песчаной площадки торчал темный, выщербленный камень. На камне в прочной раме был укреплен небольшой колокол. Именно этот колокол и призывал людей собраться для общего восхваления владыки Рала.
Со всех четырех сторон открытого дворика крышу поддерживали колонны. На выложенном плитками полу вокруг песчаной площадки, между колоннами — повсюду Кэлен видела коленопреклоненных людей. Наклонившись вперед, они касались лбами пола и вновь поднимались. Голоса, поющие хвалу лорду Ралу, звучали в унисон.
Когда очередное повторение все тех же слов близилось к концу, колокол на темном камне прозвонил дважды. Люди вокруг Кэлен громко повторили: «Наша жизнь принадлежат тебе» — и умолкли.
Внезапно наступила тишина. Люди поднимались с колен, многие потягивались и зевали. Переговариваясь между собою, они стали расходиться каждый к своему месту, возвращаясь к работе, которую прервал звон колокола, призывающего к обряду.
Повинуясь жесту хозяйки, Кэлен тоже поднялась и следом за сестрами пошла прочь. Пройдя мимо ряда статуй, они свернули за угол и, войдя в просторный зал, остановились у стены. Кэлен молча встала рядом, рассматривая проходящих мимо людей.
Весь день она провела на ногах — и это после долгого путешествия. Она взбиралась вверх по бесконечным лестницам, проходила по длиннейшим коридорам, потом снова по пролетам других лестниц… Теперь она едва стояла. Ей очень хотелось присесть, но она знала, что об этом лучше не спрашивать. Сестрам было безразлично, устала она или нет. К тому же сейчас, когда им пришлось неожиданно задержаться из-за обряда, они стали особенно раздражительными и дергаными. Они вряд ли отозвались бы сочувственно на ее просьбу присесть. Наоборот, в таком настроении, если бы Кэлен решилась попросить их, они без малейших сожалений избили бы ее. Вряд ли они занялись бы этим прямо во дворце, на глазах у множества людей — но непременно исполнили бы это намерение позже. Поэтому она стояла смирно, стараясь казаться невидимой и ничем не прогневить их.
Она все-таки немного отдохнула, пока стояла на коленях; ни на что большее рассчитывать не приходилось.
Стражники в красивых мундирах и с блестящим оружием на изготовку прохаживались по залам, по двое или по шестеро, поглядывая на всех проходящих. Они внимательно рассматривали трех женщин, стоящих рядом с Кэлен. Сестры тут же притворялись, будто любуются статуями либо роскошными гобеленами с изображением сельских сцен. Один раз, избегая внимания стражника, они сгрудились, якобы вовсе не замечая его, и стали указывать друг другу на статую женщины, которая придерживала одной рукой сноп пшеницы, стоящий у ее ног, опираясь при этом на копье. Сестры улыбались, тихо переговариваясь, как бы в восхищении художественными достоинствами скульптуры, пока стражник не прошел дальше.
— Вы похожи на кошек, которых вынюхивает свора псов, — проворчала сестра Улиция. — А ну-ка садитесь на эту скамью!
Сестры Тови и Цецилия, обе старше ее годами, огляделись и увидели скамью в двух шагах от себя, у беломраморной стены. Подобрав юбки, они уселись рядышком. Тови, очень полная, выглядела особенно усталой. Ее морщинистое лицо после земных поклонов было красным, как свекла. Цецилия, всегда опрятная, воспользовалась минутой отдыха, чтобы поправить растрепавшиеся седые волосы.
Кэлен подошла к скамье, радуясь возможности чуть-чуть посидеть.
— Не ты, — отрезала сестра Улиция. — Тебя никто не заметит и так. Просто стой рядом с ними, чтобы мне было удобнее присматривать за тобой!
Сестра Улиция предупреждающе вскинула бровь.
— Да, сестра Улиция, — сказала Кэлен.
Сестра Улиция всегда требовала ответа на свои слова.
Кэлен усвоила это с большим трудом и ответила бы скорее, если бы не отвлеклась на свои мысли после того, как поняла, что сесть ей не разрешают. Она напомнила себе, что нельзя поддаваться усталости, иначе за рассеянность она заработает затрещину сейчас и еще много чего потом.
Сестра Улиция не отвернулась и не позволила Кэлен отвести взгляд; кончиком толстой дубовой трости она подняла голову девушки за подбородок и напомнила:
— День еще не окончен. Ты еще должна выполнить свою часть работы. И постарайся не подвести меня. Так будет лучше для тебя. Ты понимаешь?
— Да, сестра Улиция.
— Хорошо. Между прочим, мы все устали не меньше тебя.
Кэлен хотелось возразить, что они могли и устать, но они-то ехали верхом! Кэлен же приходилось идти пешком, а то и бегом, лишь бы не отставать от лошадей. Сестре Улиции очень не нравилось, когда приходилось поворачивать коня и возвращаться за едва плетущейся рабыней.
Кэлен осмотрелась и восхитилась красотой здания и всех чудесных вещей, украшающих его. Любопытство превозмогло в ней осторожность.
— Сестра Улиция, а что это за дом?
Сестра похлопала тростью по бедру и бегло осмотрела окрестности.
— Это Народный Дворец. Очень красивое место. — Она посмотрела на Кэлен. — Жилище лорда Рала.
