– Еще бы. Вы никогда не ошибаетесь в своих ожиданиях, да?

– К сожалению, ошибаюсь.

– Понятно. Но вы не верите в мою виновность. И не верили с самого начала.

– И что? Только некоторые из подозреваемых оказываются преступниками, это мне известно. Выделить подозреваемых – это очертить круг. Он может быть шире или уже.

– Я попал в него по вашей воле.

– Вы немало потрудились для этого.

– Просто вам нужен был человек, подходящий под эти, как у вас выражаются, особые приметы.

– Ошибаетесь. Первый раз я приезжал к вам, чтобы исключить вас из числа подозреваемых. Но вы вели себя, как будто мы застигли вас врасплох, плюс вас не взволновало само преступление. И я не буду пересказывать вам все, что вы сделали потом, чтобы укрепить наши подозрения.

– Я действовал по обстоятельствам.

– При чем здесь обстоятельства? Человек или виноват, или нет.

– Я могу сказать иначе – вы заставляли меня так себя вести.

– Просто вы абсолютно не уверены в себе.

– Что у вас за привычка смешивать все в кучу! – взвился Карл Ланге. – Мы говорили совсем о другом.

– Нет, как раз об этом. Хорошо, я выражусь яснее. Вы утверждаете, что вас заставляли совершать все эти необъяснимые поступки, включая вашу якобы поездку в Халлингдал. Тогда я отвечаю вам, что так реагировать может только полностью неуверенный в себе человек – при условии вашей, как вы утверждаете, невиновности. Я мог бы сказать и жестче. По-моему, вы мало себя знаете.

– Что за чушь!... Так, теперь вы добавили к моим грехам неуверенность в себе и то, что я сам себя не знаю. Следующим будет неадекватное поведение.

Карл Ланге встал; его распирало от злости, и, прежде, чем он успел остановить себя, он перегнулся через стол и плюнул в Осмундсена. К счастью, он попал не в лицо, а в грудь. Едва до Карла Ланге дошло, что он сделал, он в ужасе отпрянул назад. Открыл рот, но не нашел слов выразить свой жгучий стыд.

Осмундсен сидел неподвижно, как ледяная скульптура. Потом он достал платок, вытер лицо и стер плевок со свитера. Он посмотрел на Карла Ланге странно, задумчиво, что ли.

– Я... – сказал Карл Ланге и запнулся.

Осмундсен молча швырнул носовой платок на пол рядом со стулом.

– Я потерял голову, – сказал Карл Ланге. – Я прошу прощения.

Осмундсен едва заметно кивнул; Карл Ланге не понял, что это значит.

– Вы, конечно, понимаете, что это карается по закону.

Карл Ланге промолчал; эта сторона вопроса не интересовала его нисколько.

– Сядьте, – сказал Осмундсен.

– Я предпочитаю стоять.

– А я предпочитаю, чтоб вы сели.

Карл Ланге остался стоять.

– Хорошо, как вам угодно. На ваше счастье, мы были вдвоем.

– Я не собираюсь отпираться.

– Хорошо.

Осмундсен замолчал; повисла долгая пауза. Стыд, что позволил себе такой мало интеллигентный поступок, прошел, теперь Карл Ланге жалел, что не последовал совету Осмундсена, не сел. Лучше б я дал ему в пятак, чем плеваться, подумал он. А как бы я до него добрался через стол? Вот и пришлось плеваться.

– Так. Что-нибудь еще? – сказал Осмундсен.

Карл Ланге обмер. Нет, подумал он, больше ничего.

– Все.

Карл Ланге повернулся и пошел, он едва сдержал усмешку. Но пока он выбирался по коридорам Полицейского управления, губы раздвинулись в улыбку. А снаружи, там было серо и промозгло, он зашелся в хохоте, еще беззвучном, но уже почти слышном. Здорово я плюнул ему в рожу, вспоминал он, млея от восторга, так и надо было, прямо в Полицейском управлении, первый раз в жизни преступил закон – и так в точку, поделом ему.

Но восторг быстро улетучился, полная победа не казалась уже такой окончательной. Домой Карл Ланге вернулся с ощущением страшной пустоты внутри себя. Он сел, не сняв куртку, он чувствовал себя чужим, неприкаянным. Я конченый человек, подумал он. Теперь все.