рубежу, за которым ценность вида уже осмысленно сопряжена с ценностью личности. Не настаиваем на том, что этот рубеж достигнут, тем более пройден. Только констатируем, что такой рубеж оказался запрограммированным, то есть он есть. И путь от декларации прав до их эффективной реализации в отношении каждого – это тоже эволюция, и тоже мучительная, хотя бы потому, что в силу своих несовершенств человек пытается эволюцию подстегнуть революцией. А это зачастую – путь не вперед и даже не назад, а вбок… Однако тенденция налицо. Тенденция от примата вида к ценностной равнозначности вида и индивида. Образно говоря, замена униполярности на биполярность. В конце концов, это демократично. А значит, желательно, хотя и достижимо с превеликим трудом. Как всякий путь к совершенству (В.Л.Ушаков).

(содержание этой главы основано на книгах В.П.Эфроимсона «Генетика этики» и «Генетика гениальности»).

Если существование диких хищных животных представляет собой непрерывную борьбу всех против вся, то естественный отбор среди них действительно непрерывно ведет к усилению хищнических инстинктов. Если такой же характер имел отбор в ходе эволюционного формирования человечества, то логически неизбежен вывод, что этические начала у человека порождаются лишь воспитанием, религией, верой, убежденностью, то есть целиком приобретаются в ходе его индивидуального развития и поэтому не наследственны. В таком случае вспышки массовой жестокости следует рассматривать как возврат к дочеловеческим животным инстинктам, к первобытным, звериным, из века в век подавляемым, но естественным свойствам. Действительно, с точки зрения элементарного здравого смысла и ходячего представления о естественном отборе господствующим инстинктом у человека должен быть инстинкт самосохранения и стремление к личной выгоде. Эти стремления могут ограничиваться лишь разумом и страхом, диктующим такие нормы поведения, которые избавляют от карающих законов и опасной вражды окружающих. Отсюда кажутся естественными все совершаемые втайне и направленные на личную выгоду поступки.

Эта логическая теория, обстоятельно изложенная Чернышевским, выводит все поведение человека из созданного отбором естественного и почти абсолютного эгоизма. Подкупая своей простотой, самоочевидностью, она может служить прекрасной идеологической базой – впрочем, по большей части для тех, кто, резервируя ее для личного употребления, для окружающих исповедует в качестве защитной какую-либо другую идеологию.

Но если инстинкт самосохранения главный, то все прочие инстинкты и эмоции, все пронизывающие историю факты верности дружбе, массового героизма и самоотвержения, возрождения общечеловеческих этических принципов почти сразу после снятия различных форм сверхдавления, – являются лишь результатом отказа от естественных чувств, инстинктов и эмоций. Однако теория разумного эгоизма – как естественной основы этики человека – опровергается развитием чувства справедливости даже и у таких детей, которых воспитывали в духе устремления к благополучию во что бы то ни стало. Теория разумного эгоизма опровергается быстрым распространением религий и мировоззрений, требовавших немедленного самопожертвования во имя блага будущих поколений, в частности мировоззрений, не обещавших своим приверженцам ни благ на земле, ни загробной компенсации. Будучи совершенно искренней, идея справедливости оказалась чрезвычайно регенерационноспособной, фениксом, возрождающимся из пепла.

Как сочетать с теорией разумного эгоизма, например, отречение французской знати от своих вековых привилегий? Или попытку русских аристократов-декабристов провести в столь опасных условиях лично им невыгодную революцию? Как сочетать с этой теорией поддержку революционных партий почти всей русской интеллигенцией? Неужели революционеры всех времен и народов жертвовали собой из личных интересов или честолюбия? Почему перед мобилизацией или боем ловчат только единицы? Неужели массовая запись добровольцев на опасную войну связана лишь с воспитанием или является своего рода брачным оперением?

Но если все это является выражением какого-то естественного альтруизма, то откуда этот естественный альтруизм появился?

Никто не станет оспаривать, что готовность матери и отца рискнуть жизнью, защищая свой помет или детеныша, порождена не воспитанием, не благоприобретена, а естественна, заложена в родительской природе. Но родительское чувство у животных длится лишь тот срок, на протяжении которого детеныш и помет нуждаются в помощи и охране родителей. Следовательно, этот инстинкт действует лишь постольку, поскольку он способствует сохранению потомства и передаче наследственных особенностей родителей. Наоборот, отсутствие родительских инстинктов начисто отметает родительские генотипы, и потому естественный отбор сохранял, усиливал и совершенствовал родительские инстинкты. Но уже у стадных животных этот тип альтруизма распространяется за пределы семьи и охватывает стаю, стадо, которые иначе, в отсутствии чувства взаимопомощи и долга у ее членов, обречены на быстрое вымирание, ибо у многих видов животных только стая, а не пара родителей, способна одновременно осуществлять систему сигнализации об опасности, систему защиты и откорма детенышей. Если отсутствует передача опыта родительским примером, то стадно-стайные инстинкты тем более оказываются наследственно закрепленными, точно так же, как защитная окраска, наличие когтей и других средств самообороны.

Эволюция вида одновременно идет в разных направлениях, но с разной скоростью. Гемоглобин человека отличается от гемоглобина гориллы лишь одной аминокислотой из 247, и, вероятно, таков же уровень различий других биомолекул. От появления питекантропов («человека прямоходящего») нас отделяет около 1.5 млн. лет, от неандертальцев (ранняя форма «человека разумного») – 125 тыс. лет, а современный человек появился около 50 тыс. лет назад. Одно поколение составляет около 25 лет, и мы отделены от нашего звероподобного предка всего несколькими тысячелетиями поколений отбора. Но что же мог за это время сделать отбор?

Эволюция вида идет направленно, по определенному видовому каналу, и, например, тутовый шелкопряд под влиянием отбора способен за десяток поколений пройти наследственный сдвиг от огромной бабочки с коконом, весящим 3 грамма, до карликовых экземпляров, с весом в 6-7 раз меньшим и в три раза ускоренным развитием. Иными словами, наличие такого видового канала обеспечивает не только сверхбыструю эволюцию, но и эволюцию коррелированную, согласованную по целым системам признаков. Не так много лет потребовалось, чтобы из тапирообразной морды вырос хобот слона и чтобы сформировалась шея жирафа, отдавшая в его распоряжение всю листву, недоступную другим животным.

Когда наш предок начал ходить на задних лапах, а передние лапы стали руками, появились орудия, стремительно рос мозг, слагался совершенно новый канал коррелированного сверхбыстрого эволюционирования, канал, предуказанный длительной беззащитностью детеныша. Эта беспомощность, беззащитность детеныша связана с прогрессирующей кортиколизацией мозга, перемещением функций из стволовой части в кору.

Параллельно эволюционному росту мозга все более удлинялся срок беременности, а главное, срок беспомощности детенышей, в течение которого они нуждаются в охране не только родителей, но и всей стаи. У самых примитивных племен детеныш до шести лет совершенно неспособен к самостоятельному существованию, к добыванию пищи, к обороне, и даже у индейцев он лишь в девять лет